Макс Коллинз - Похищенный

Я почувствовал, что сейчас он скажет «но».

– Но... я не собираюсь вмешиваться в дело, которое ведет другой агент. Ради всего святого, я не стану делать этого из-за голословного утверждения Гастона Буллока Минза! Геллер, вы полицейский связной из Чикаго. Не лезьте в дела федеральной юрисдикции.

– Как насчет дела в Нью-Джерси?

– С каких это пор графство Кук переместилось в Нью-Джерси? Позвоните лучше полковнику Шварцкопфу. Я уверен, он будет очень рад вашему звонку. У вас еще что-нибудь?

Мерзавец.

– Как насчет парня Капоне, Боба Конроя? – спросил я. – Вы, кажется, собирались выследить его.

– Нам это не удалось сделать. Если он на Восточном побережье, то, значит, очень хорошо прячется. Или его вообще уже нет в живых.

В этом отношении Уилсон, возможно, был прав.

– А как насчет спиритуалистстой церкви? Мне кажется, что Маринелли – который «пророчествовал» о Джефси еще до того, как сам Джефси изобрел Джефси – теперь, когда старик заплатил пятьдесят тысяч Бог знает кому, может быть ключом к решению нашей трудной задачи.

– Геллер, Пэт О'Рурке тайно проник в эту церковь и в течение трех недель участвовал во всех происходящих в ней бессмысленных ритуалах, но ни черта не обнаружил.

Я не знал, что сказать. О'Рурке был хорошим агентом. Может быть, там действительно нечего искать.

– Ну и что вы предлагаете? – спросил я Уилсона.

– Я думаю, вам пора возвращаться в Чикаго. У нас здесь циркулируют пятьдесят тысяч в меченых купюрах – они выведут нас на похитителей.

Я поблагодарил его язвительным тоном, он таким же тоном сказал: «Всегда к вашим услугам» и положил трубку. Эвелин, которая слушала мои слова и, кажется поняла суть разговора, смотрела на меня широко раскрытыми, удивленными глазами. Я чувствовал себя так, словно меня высекли.

Она подняла чашку, чтобы цветная служанка налила ей кофе.

– Я не могу поверить, что власти не примут никаких мер в отношении этих двух Максов.

– Я могу. Разве имеют шанс слова Гастона Минза, который способен барона Мюнхгаузена превратить в Авраама Линкольна, произвести впечатление на махровых бюрократов?

– Что же теперь нам делать?

Я набрал еще один междугородный номер. Позвонил полковнику Шварцкопфу в имение Линдберга. Но о двух Максах я ему не сказал ни слова.

– Один человек, пожелавший остаться неизвестным, – сказал я, – дал мне сведения о Вайолет Шарп.

– Это надежный источник? – с сомнением в голосе спросил Шварцкопф.

– Весьма надежный, – сказал я, осознавая, что, возможно, был первым человеком в истории, назвавшим Гастона Минза «весьма надежным» источником.

– Очевидно, она является тем «своим» человеком, который содействовал похитителям, – сказал я, – хотя, возможно, что она не отдавала себе отчета в своих действиях.

– Я попрошу инспектора Уэлча заняться этим.

– Хорошо, только, пожалуйста, скажите этому сукиному сыну, чтобы он проявил хоть немного такта, и если он не знает, что это такое, объясните ему.

Шварцкопф ничего не ответил; ни один из нас не нашел, чем заполнить наступившую тишину, и разговор тем и закончился.

– Еще один звонок, – сказал я Эвелин, которая по-прежнему слушала, затаив дыхание. Я снова вызвал телефонистку междугородной связи и позвонил Элиоту Нессу в Транспортейшн Билдинг в Чикаго.

– Что ты можешь мне сказать, – спросил я – о Максе Гринберге и Максе Хэсселе?

– Настоящее имя Хэссела – Мендел Гассел. Русский иммигрант, по профессии перевозчик нелегальных спиртных напитков, который шесть или семь лет назад заплатил крупный штраф за неуплату налогов, – деловитым тоном проговорил Элиот. – Гринберг – это головорез из Сент-Луиса, который, если так можно выразиться, остепенился. Они оба опасны, но у Гринберга к тому же есть мозги.

– Еще что-нибудь о них можешь сказать?

– Обычный материал, – сказал он спокойно. – В 24-м или в 25-м наше подразделение по борьбе с наркотиками обвинило Гринберга в перевозке двух чемоданов героина в Дулут. Однако добиться его осуждения мы не смогли. Ему также удалось избежать наказания в связи с несколькими обвинениями в поджогах и нападениях. Потом Большой Мэкси зарабатывал на проститутках, которых держал в своей гостинице где-то в Нью-Йорке, пока не обратил свой взор на незаконную торговлю спиртными напитками.

– Похоже, он настоящий капиталист. Вы бы с ним чудесно сошлись, ведь вы оба республиканцы.

– Должно быть, тебе неплохо там живется, если ты можешь позволить себе оскорблять меня во время междугородного разговора.

– Я звоню за чужой счет. Послушай, почему Уэкси Гордон и Датчанин Шульц разругались? Я думал, что они союзники.

– Ирвинг Векслер и Артур Флегенхеймер, – насмешливо проговорил Элиот, используя их настоящие имена, – ожидают, что в относительно недалеком будущем ваш покорный слуга останется без работы.

– Что?

– Они знают, что производство и торговля пивом скоро станут законным бизнесом, и теперь нацелились на большой открытый рынок, который даст им больше клиентов, чем их теперешние пивоварни. У Шульца есть пивоварни в Йонкерсе и Манхеттене, у Уэкси – в Патерсоне, в Юнион-Сити и в Элизабете. Оба хотят заполучить оборудование и территорию другого.

– И поэтому их банды стреляют друг в друга?

– Да. И это хорошо.

– Фрэнк Уилсон согласился бы с тобой. А что, разве нельзя просто закрыть пивоварни, о которых ты сказал?

Элиот ответил с ярко выраженным сарказмом:

– Да как же, Нейт?! Они же там делают безалкогольное пиво. Разве ты не знал об этом? Варят круглые сутки, и за неделю одну пивоварню покидает только один или два грузовика с их продукцией. Без сомнения, сотни галлонов настоящего пива текут по канализационным трубам на тайные заводы, где его разливают по бутылкам и бочкам.

– Элиот, как ты думаешь, с кем у Капоне более близкие отношения, с Шульцем или Гордоном?

Последовало короткое молчание.

– Интересный вопрос. Честно говоря, мне неизвестно, имеет ли Снорки какие-либо сношения с Векслером, хотя я бы удивился, если б не имел. – Потом с напускной вежливостью он добавил: – Но не так давно Флегенхеймер навещал Аля Капоне в тюрьме графства Кук.

Я подскочил на стуле.

– Что?

– Да. Снорки вызвал Датчанина. Я слышал, встреча их получилась довольной шумной. Аль выступал в роли посредника в какой-то перепалке на Восточном побережье. Тюремное начальство позволило этим парням воспользоваться для своей беседы камерой, где приводится в исполнение смертный приговор... Аль сидел на электрическом стуле, как король на своем троне.

– Боже. – Даже для Чикаго это выходило за пределы допустимого.

– Впрочем, это не страшно. Снорки ничего не добьется своей последней апелляцией, – резко сказал Элиот. – И в федеральной тюрьме ему не будет так же уютно, как в тюрьме графства Кук. Почему ты задаешь мне эти вопросы?