Макс Коллинз - Смерть в послевоенном мире (Сборник)

— Все утро я проторчал в архиве Триб, перерыл все материалы за целый год.

Я просил Лу проверить все случаи, где речь шла о нападениях на женщин. Мне пришла мысль о том, что если, согласно теории Друри и по моим рассуждениям, «убийца с губной помадой» был форточником, искателем острых ощущений, дошедшим до убийства, то вполне могла оказаться и промежуточная стадия между бескровным вторжением и кражами, сопровождавшимися убийствами.

— Есть несколько подходящих случаев, — сказал Лу, — но один сразу же бросился мне в глаза...

Он протянул мне лист, вырванный из блокнота.

— Кэтрин Рейнольдс, — прочитал я вслух.

Остальное я прочел про себя, заметив:

— Тут есть интересные детали.

Лу кивнул, сказав:

— И кое-какие совпадения. По времени — как раз между первым и вторым убийствами. Думаешь, полиция обратила на это внимание?

— Сомневаюсь, — ответил я. — Этот случай имел место в Саус-Сайде. А две убитые женщины жили в Норт-Сайде.

— Маленькая девочка тоже.

Для чикагских полицейских такого рода географические границы были своеобразным табу. Дело, расследуемое в Норт-Сайде, было исключительно норт-сайдским делом, а преступление, совершенное на административной территории Саус-Сайда, их касалось так же, как если бы оно было совершено на Луне. К несчастью для полиции, преступники не всегда думают так же.

Итак, ближе к вечеру того дня, я звонил в дверь на верхней площадке восьмиэтажного здания в Саус-Сайде, расположенного неподалеку от Чикагского университета. Когда-то в этом здании размещалось общежитие для медсестер, так как поблизости находился госпиталь «Билдинг». До сих пор большинство жильцов составляли женщины из сферы услуг по оказанию медицинской помощи. Как, к примеру, и Кэтрин Рейнольдс, которая в белом накрахмаленном до хруста халате и головном уборе медсестры открыла мне дверь.

— Спасибо, что так быстро откликнулись на мою просьбу и согласились встретиться, мисс Рейнольдс, — поблагодарил я, пока она пропускала меня в квартиру.

Я отыскал ее на работе, позвонив по телефону. Она любезно согласилась побеседовать со мной у себя дома после работы.

— Надеюсь, не помешал вам готовить ужин, — добавил я, снимая шляпу.

— Вовсе нет, мистер Геллер, — ответила она, снимая заколку, придерживавшую на голове пилотку медсестры. — Я еще не начинала готовить.

Это была интересная брюнетка лет тридцати, с коротко, по-мальчишески, остриженными волосами, большими блестящими глазами, курносая, с немного неровными зубами. На ее полных губах лежала яркая губная помада. Худощавая, но с прекрасно сложенной фигурой, она казалась совершенством, если бы не легкий запах лекарств, выдававший в ней медсестру.

Мы сидели в гостиной ее просторной квартиры, обставленной не новой, но красивой мебелью. На краю стола, находившегося около кушетки, стоял портрет молодого моряка в форме, улыбающегося широкой юношеской улыбкой.

Сев на кушетку, она закинула ногу на ногу так, что при этом движении зашуршал нейлон, облегающий ноги. Я человек женатый, профессиональный сыщик, к тому же при исполнении, и ее миловидность никак на меня не должна была действовать. Поэтому я присел рядом, стараясь не обращать внимания на ее прелести.

— Тут у вас неплохое местечко, — сказал я, — весь этаж, верно?

— Да, — ответила она.

Она улыбнулась мне без всякого тайного намека.

— Вместе со мной здесь живут моя сестра и еще одна девушка. Они обе медсестры. Думаю, здесь в те дни, когда в здании размещалось общежитие, располагалось руководство отделения медсестер. Другие квартиры гораздо меньше.

— Итак, когда это случилось?

Я задал один из многих вопросов, которые намеревался задать, хотя наперед знал ее ответы.

— Вы имеете в виду нападение?

Она выпустила струйку дыма; губы при этом вытянулись, образовав ярко-красное блестящее "О".

— Около четырех месяцев назад. Этот подонок забрался через окно. — Она указала жестом руки. — Было часов около семи. Сестра и Дотти уже ушли на работу. Фактически я еще спала... только-только начала просыпаться.

— Может быть, что-нибудь разбудило вас?

— Да, наверное. Наполовину открыв глаза, я заметила расплывчатый силуэт, а затем что-то ударило меня по голове.

Она подняла руки и прикоснулась к своим каштановым, коротко остриженным волосам.

— Удар проломил череп. Обычно я ношу длинные волосы, но после этого пришлось много состричь.

— Короткая стрижка вам к лицу. Можете сказать, чем вас ударили?

— Каким-то тупым предметом. Думаю, куском трубы со свинцом. Мне здорово досталось.

— И вы потеряли сознание?

— О да. Когда я очнулась на полу около кровати, прошло, наверное, минут сорок. По лицу, заливая глаза, текла кровь. Кое-где она успела не только загустеть, но и высохнуть. Квартира оставалась в полном распоряжении вора. Все в ней оказалось перевернуто вверх дном. Мои руки стягивал шнур от настольной лампы. Связаны они были слабо, так что мне без особого труда удалось освободиться. Осмотревшись, я заметила, что кое-что из вещей пропало.

На лице у нее появилось выражение неловкости: рука, державшая сигарету, сделала неопределенный жест.

— Нижнее белье. Трусики. Бюстгальтеры. Заодно из моей сумочки исчезло сто пятьдесят долларов.

— Вы сообщили в полицию?

— Нет, не сразу. Как только я очнулась, раздался стук в дверь. Я с трудом дотащилась до нее и открыла. На пороге стоял юноша — я бы дала ему лет восемнадцать. У него были длинные темные волосы, засалившиеся сзади. А так — довольно симпатичный парнишка. Похож на молодого Корнела Уальда. Внешне он напоминал малолетнего преступника, или, по крайней мере, старался так выглядеть, хотя у него не очень получалось.

— Что вы хотите этим сказать?

— Понимаете, на нем была черная кожаная куртка, рубаха и брюки из грубой бумажной ткани, но все это выглядело слишком новым и неправдоподобно чистым. Вообще одежда походила больше на костюм для представления, чем на повседневную одежду.

— Чего он хотел?

— Он назвался посыльным и искал квартиру, куда должен был доставить заказ.

— То есть заблудился?

— Он не распространялся на эту тему. Увидев мое окровавленное лицо, сказал, что позовет кого-нибудь на помощь.

— И действительно позвал?

— Да, отыскал управляющего и сказал ему, что женщина с верхнего этажа ранена и нуждается в медицинской помощи. Затем ушел.

— И поэтому полицейские решили, что это он мог совершить нападение? Назад, на место преступления, его привели желание загладить вину, неспокойная совесть?

Да. Но мне в это не очень-то верится. Я кивнул. Однако, как мне казалось, все отлично увязывалось между собой: убийца, который смывал кровь с тел и накладывал повязки на раны своих жертв, страдал теми же угрызениями совести — остановите, задержите меня. Даже части тела маленькой Джоэн, прежде чем от них избавились, выбросив в канализационный отстойник, были тщательно вымыты.