Макс Коллинз - Синдикат

– А что? – спросил я, надеясь, что с искренним равнодушием.

– Значит, угадал, – заметил Элиот, вставая; проверил чек, добавив десять пенсов на чай. Я добавил еще пять центов. Он взглянул на меня: – Ты и правда влюбился.

– Я легко влюбляюсь, если не вру в течение двух недель, – ответил я.

Он засмеялся; и из глаз исчезла усталость. Мы вместе вышли на улицу, я прошелся с ним до Диборн, спустился к Федерал-билдинг, где мы расстались, и я пошел на Ван-Барен, завернув за угол к своей конторе. Было ветрено, что не удивительно для Чикаго в январе, но сейчас ветер просто свирепствовал. Спрятав руки в карманы пальто, я шагал, опустив голову и уставясь в тротуар.

Так, с опущенной головой, я и открыл дверь, и подошел к лестнице. Я поднял голову только тогда, когда услышал шаги.

По лестнице в полумраке спускалась женщина. Ей было чуть за двадцать, лицом похожа на Клодетт Кольбер. Она была довольно высокой – возможно, пять футов и восемь или девять дюймов, – а одета в длинное черное пальто с черным меховым воротником. Ничего экстравагантного. На копне кудрявых темных волос, тесно прижатых к голове, прилепился берет. В руке у нее была маленькая черная сумочка с замком.

Когда мы встретились на ступеньках, я улыбнулся, она тоже. От нее хорошо пахло, но это были не духи, не цветочный запах – это был аромат, который я не мог определить, может быть, ладан? Что бы это ни было, но на протяжении одного часа я влюбился во второй раз.

Неожиданно она обратилась ко мне мелодичным, хорошо поставленным голосом, показавшимся мне немного аффектированным:

– У вас контора в этом здании или вы идете к кому-нибудь на прием?

Я повернулся к ней, облокотившись на перила, что было очень небезопасно, но зато в духе Рональда Колмэна.

– У меня контора, – ответил я с большой гордостью.

– Замечательно, – улыбнулась она. – Тогда вы, возможно, знаете, в какие часы принимает мистер Геллер?

– Мистер Геллер – это я, – удалось, наконец, выговорить мне.

– Великолепно! Значит, вы как раз тот человек, к которому я и направлялась.

Когда я пропускал женщину вперед, ее тело неожиданно на какое-то мгновение прижалось ко мне. Я вздрогнул.

Войдя в контору, я взял у нее пальто и повесил на вешалку. Она оставалась стоять, прямая, как стержень, держа сумочку обеими руками перед собой, как фиговый лист.

Молодая женщина невольно приковывала мое внимание: она была мертвенно бледной, отчасти от пудры, а губы были темно-красные, почти черные. Одетая во все черное, – облегающее платье без швов, выдающее себя за шелковое, но бывшее на самом деле из хлопка, с разрезом на колене; черные пятки на прозрачных черных чулках с рисунком в виде петель – она напоминала мне платную танцовщицу, но выглядела в то же время слегка наивно.

Короче говоря, во внешности странной посетительницы присутствовала какая-то театральность.

Повесив свое пальто, я указал жестом на стул перед столом, за который и уселся. Женщина села – с прямой спиной, немного закинув голову назад. Она протянула мне через стол руку. Мне пришлось немного помедлить, прежде чем ее взять: я не был уверен – предполагалось, что я ее поцелую или пожму? Так что я, приподнявшись, просто взял в руку четыре пальца и нежно их сжал, засвидетельствовав свое почтение, а потом опять сел.

– Меня зовут Мэри Энн Бим, – сказала она. – У меня нет сценической фамилии.

– Чего нет?

– Это моя настоящая фамилия. Сценическим фамилиям я не доверяю. Я актриса.

– В самом деле?

– Работала в маленьких театрах, – здесь и в других местах...

«О-очень маленьких театрах», – подумал я, а вслух ответил:

– Понимаю.

Она села еще прямее, расширив глаза:

– Ох! Не беспокойтесь. Я не бедная!

– Что-то сомневаюсь.

– Заработок у меня есть. Я работаю на радио.

– Серьезно?

– Да. Мне это порядком облегчает жизнь, пока я не смогу найти что-нибудь получше. Вы слушаете радио?

– Иногда. Собираюсь поставить в конторе. Молодая женщина огляделась, как будто присматривалась, куда бы поставить приемник, словно я его уже купил. Она заметила раскладную кровать и указала на нее несколько театральным жестом.

– Это не раскладная кровать? – спросила она.

– Не исключено, – ответил я.

Она пожала плечами и, взглянув на меня через стол, улыбнулась и сказала:

– "Знакомьтесь, просто Билл".

– Простите?

– Это сериал, где я играю, «Знакомьтесь, просто Билл». Я говорю разными голосами, один из которых основной. Это моя работа, я сделала уже много разных шоу. Вы слышали «Мистер театрал»? Я думаю, там у меня получилось лучше всего.

– Сам я скорее поклонник «Эймес и Энди».

– Они говорят только своими голосами, – заметила она довольно печально, потому что ее товар не пользовался таким спросом.

– Я рад, что серьезная актриса, вроде вас, ничего не имеет против работы на радио. Ведь многие актрисы считают себя как бы выше этого.

– Многие великолепные актеры и актрисы работают на радио в Чикаго, мистер Геллер. Например, Фрэнсис Буммэн. Айрин Рич. Фрэнк Дейн.

– Эдди Кэнтор, – предложил я.

– Не в Чикаго, – поправила она.

– Что ж, хорошо. Мы установили, что с работой у вас все в порядке. Теперь выясним, зачем вы меня хотели нанять?

Лицо ее сделалось серьезным. Она пошарила в маленькой черной сумочке и вынула затрепанный моментальный снимок.

– Это фотография Джимми.

Она через стол протянула ее мне. На фото вместе с ней был изображен парень, немного на нее похожий, только полнее. На фотографии они были сняты еще подростками.

– Мы с ним близнецы... – пояснила она.

– Надеюсь, не однополые, – хмыкнул я.

– Нет, не однополые, – холодно ответила она. Мой тонкий юмор пришелся ей явно не по вкусу.

Я хотел вернуть ей фото, но она отрицательно покачала головой.

– Оставьте его себе, – сказала она. – Я хочу, чтобы вы его нашли.

– А давно он потерялся?

– Видите ли, он не терялся в точном смысле этого слова; ничего такого, с чем можно обращаться в полицию. Это не совсем исчезновение.

– Тогда что же это, мисс Бим?

– Зовите меня Мэри Энн. Пожалуйста.

– Отлично, Мэри Энн. Так потерялся ваш брат или нет?

– Я приехала из Девенпорта, штат Айова. Это на Миссисипи. Трай-Ситиз? Слышали о таком? Рок-Айленд? Моулайн?

Я слышал о трех названиях: именно из Девенпорта приехал Бикс Байдербен – джазовый трубач, который, пока не спился в 1931 году, играл так, что стало невозможно слушать Поля Уайтмена. Рок-Айленд я знал по железной дороге, а в Моулайне выступал Барни. Но название «Трай-Ситиз» было для меня новым. Но я не стал ее беспокоить такими мелочами.

– Мой отец был мануальным терапевтом. Звучит так, будто он умер, но нет, он жив и здоров. Папа был мануальным терапевтом, Девенпорт – родина этого начинания. И мой отец увлекся этим. Стал одним из первых студентов. Но он попал в автомобильную аварию, и у него обгорели руки. И он перестал практиковать. Несмотря ни на что продолжал преподавать в колледже Палмеров, а закончил менеджером на радиостанции Даббл-Ю. Оу. Си.