Эллис Питерс - Покаяние брата Кадфаэля

— Нет ничего такого, чего я не принял бы от тебя с благодарностью, пусть даже я не смогу воздать тебе добром за добро в полной мере. Однако надеюсь, что настанет день, когда и я сумею совершить благое деяние ради тебя.

— Кто знает, — сказал Кадфаэль, — все возможно. Мне и сейчас надо сделать одно дело, хотя я пока еще не знаю как.

— Да? — заинтересовался Оливье, прекратив наконец каяться. — Ну-ка, скажи мне, что это. — Он вернулся к своей постели, сел и усадил рядом отца. — Но сначала объясни, что здесь происходит. Ты сказал, что он, Филипп, жив. И что он сам отдал тебе ключи. — Оливье это казалось непостижимым. Он полагал, что сделать такое Филипп мог разве что на смертном одре. — А кто осадил этот замок? Насколько я знаю, он нажил немало врагов, ко нынче даже стены дрожат. Не иначе как против него прислали целое войско.

— Это войско императрицы, твоей государыни, — грустно ответил Кадфаэль. — Причем оно больше, чем обычно, ибо в Глостере находились некоторые графы и бароны из числа ее сторонников. Ив, как только его отпустили, поскакал в Глостер, чтобы побудить ее выступить и спасти тебя. Выступить-то она выступила, это точно, но вовсе не ради тебя. Ив сообщил ей, что Филипп здесь, в Масардери, а она в запале поклялась захватить замок и повесить Филиппа на одной из башен, чтобы все войско видело. И она не отступится. Клятва была дана на людях, и ходу назад ей нет. Она твердо намерена предать Филиппа позорной казни. А я, — напрямик заявил Кадфаэль, — так же твердо намерен помешать ей, хоть пока и понятия не имею, как это сделать.

— Не может быть! — ужаснулся Оливье. — Это же просто злобная глупость, неужто она не понимает? Да после

такого поступка многие, кому и в голову не приходило сражаться против нее, схватятся за мечи. И в нашем стане, и в королевском люди есть разные, но даже самый отъявленный злодей задумается, прежде чем решится убить пленного. А откуда ты знаешь, что это правда? Что она действительно дала такую клятву?

— Мне Ив рассказал. А он своими ушами слышал, так что сомневаться не приходится. Она страстно желает его смерти, потому что ненавидит его и считает изменником…— Он и есть изменник, — заявил Оливье, но не столь резко, как мог ожидать Кадфаэль.

— С обычной точки зрения, да. Но все же его поступок не простое предательство. Увы, — голос монаха звучал удрученно, — боюсь, что скоро лучших людей из обеих партий ославят изменниками, как и его. Может, они и не перейдут к противнику, но, не желая больше проливать кровь, оставят мечи в ножнах, что будет сочтено несомненным предательством. Но как бы ни назвали содеянное Филиппом, суть не в этом. Она хочет заполучить его и предать казни. А я собираюсь ей помешать.

Некоторое время Оливье размышлял, покусывая костяшки пальцев, а потом сказал:

— Для нее самой будет лучше, если ей помешают. — И тут он взглянул на Кадфаэля с неожиданной тревогой. — Отец, ты ведь мне не все рассказал. Как идет штурм? Они не прорвались?

Оливье сказал «они», скорее всего, потому, что, находясь в заточении, не мог сражаться рядом с товарищами по оружию, однако одно это непроизвольно вырвавшееся слово устанавливало некоторую дистанцию между ним и осаждающими.

— Пока нет. Они проломили одну башню, но внутрь пробиться так и не смогли. Во всяком случае, — поправился монах, желая быть точным, — еще не смогли, когда я к тебе шел… Филипп отказался сдаться, но он знает, каковы ее намерения.

— Откуда?

— От меня. Ив принес это известие мне, рискуя жизнью, я же передал его Филиппу, не рискуя ничем. Но сдается мне, он догадался бы и безо всякого предупреждения. Тогда, помнится, он сказал, что должен будет позаботиться о своих людях на тот случай, ежели Господь опередит императрицу. Так он и сделал. Передал командование своему помощнику и разрешил — нет, приказал! — выторговать наилучшие условия и сдать замок. Завтра это будет сделано.

— Но он не… — Оливье чуть не сорвался на крик. — Ты же сказал, что он не умер.

— А он и не умер, хотя сильно покалечен. Не берусь утверждать, что он умрет от ран, хотя и такое не исключено. Но скорее всего, он будет еще жив, когда императрица вступит в Масардери, и Филиппа, невзирая на его состояние, поволокут на виселицу. Он согласился обречь себя на позорную смерть ради спасения своих людей. До них ей нет никакого дела, и, заполучив Филиппа да еще замок в придачу, она их отпустит на все четыре стороны. Конечно, с оружием и доспехами они расстанутся, но зато головы сохранят.

— И он согласился на это, — прошептал Оливье. — А каково его состояние? Его раны?

— У него переломаны ребра, и боюсь, что из-за сломанных костей есть и внутренние повреждения. И рана на голове мне очень не нравится — она может загноиться. Они швырнули через стену клеть со всяким железным ломом, а он, как назло, оказался поблизости. Поначалу он лишился чувств, но потом пришел в себя и отдал распоряжения — четкие и недвусмысленные. Они будут выполнены. Завтра, когда войско императрицы вступит в замок, Филипп станет ее пленником. Единственным пленником, ибо, если Фицгилберт согласится на предложенные условия, он свое слово сдержит.

— Значит, он так плох? Ни верхом ехать не может, ни идти, ни даже стоять? Да хоть бы и мог, — беспомощно покачал головой Оливье, — что толку? Купив свободу своих воинов ценой собственной жизни, он ни за что не согласится ускользнуть, не уплатив обещанного. По своей воле — никогда! Но ведь он и так при смерти. Она не посмеет! — резко заявил Оливье, но тут же взглянул в лицо Кадфаэля, и в глазах его появилось сомнение. — Или все же посмеет?

— Он уязвил ее в самое сердце, задев ее гордость. Да, сынок, боюсь, что она посмеет. Но, когда я покинул его, отправляясь к тебе, он снова впал в забытье и, по-моему, не придет в себя довольно долго, возможно, даже несколько дней. Уж больно скверная рана у него на голове.

— Ты хочешь сказать, что мы могли бы увезти его без его же ведома? Но как отсюда выбраться, ведь повсюду его люди. Я не очень-то хорошо знаю этот замок. Может, здесь есть какой-нибудь потайной ход? Но в любом случае нам потребовалась бы повозка. Правда, я знаю кое-кого в этой деревне, но не уверен, что жители слишком уж расположены к Филиппу. А вот на мельнице близ Уинстона меня знают хорошо, и подводы у тамошнего мельника есть. Не худо бы выбраться из замка сейчас, пока темно, — но кто это сделает? И как? Времени терять нельзя, ибо если они договорятся, то завтра дозорных Филиппа сменят караулы Фицгилберта. Но что-то мы наверняка можем сделать.

— Выход отсюда сейчас только один, — промолвил Кадфаэль, — через пролом, который они сделали в башне. Он сквозной, даже небо видно. Но они и сейчас там, наседают, пытаясь пробиться внутрь, а со стороны двора их сдерживают защитники замка. Если хоть кто-то из людей Филиппа попытается выбраться этим путем, его ждет верная гибель. Даже если осаждающие отступят, он все равно не сможет пробраться сквозь их кольцо.