Луис Руис - Только одной вещи не найти на свете

Она выкурила пару сигарет в арке своего подъезда, потом зашагала к дверям, и с последним ударом каблука по мраморному полу словно рассеялись последние колебания. Она медленно поднялась по лестнице на четвертый этаж и, не включая света, постояла на площадке. Было так тихо, что Алисии чудилось, будто она слышит шорох, с каким одни ее мысли перетекают в другие. Надо убедиться, что Нурия спит, чтобы не повторилась такая же неприятная сцена, как несколько дней назад, когда подруга застала Алисию рядом с ангелом. Алисии нужно какое-нибудь доказательство, нужно найти улику — в ящике стола, или в кармане, или еще где-нибудь; фотографию или торговый чек, визитную карточку или открытку, — доказательство того, что Нурия и есть та женщина, тот призрак, который преследует Алисию. Она прижала ухо к двери: в квартире царила бездонная тишина, полная, глухая. По-кошачьи беззвучно Алисия поднялась на пятый этаж и вошла в свою квартиру. Что-то вроде суеверного страха помешало ей включить свет и снять пальто. Она проскользнула на кухню и в темноте выкурила сигарету; стараясь побороть себя, она крепко зажмурилась. Потом распахнула окно, и занавеска звонко хлестнула по раме. Алисия пододвинула стол к подоконнику. Веревка должна выдержать ее вес, ведь выдерживает она толстое одеяло, подаренное Мамой Луисой на последнее Рождество. Алисия была уверена, что окно на кухне у Нурии открыто: обычно та ставила вновь покрытые лаком деревянные предметы к окну на просушку. Алисия запретила голове думать, поэтому и мыслей об опасности у нее не возникло, мыслей о том, что спускаться вниз по веревке и проверять на себе законы земного притяжения — полное безумие.

На подоконнике она встала на колени, не испытывая при этом, к собственному удивлению, абсолютно никакого страха, потом обеими руками схватилась за веревки, потом каблуки ее скользнули по внешней стене здания, потом она почувствовала, как ноги провалились в пустоту. Теперь предстояло сделать самое трудное — то, что она забыла продумать; каким-то образом втолкнуть свое тело в оконный проем, и сделать это немедленно, пока веревки в кровь не ободрали ей ладони. Она вспомнила о законе маятника — самом подходящем для данной ситуации — и тут же пару раз качнулась и с размаху шмякнулась на кухонный стол Нурии, почувствовав, как пола пальто окунулась в холодную лужу вонючего лака.

В течение нескольких секунд, показавшихся ей бесконечными, Алисия ждала, что кто-нибудь, услышав шум, заглянет на кухню, но ничего подобного не случилось. Она слезла со стола и медленно двинулась в гостиную. Портьеры были задернуты, так что глаза наткнулись на сплошную черную стену. Такой неприятности она не ожидала, ведь свет фонаря с улицы должен был помочь ей сориентироваться в комнате и понять, где и что располагается, особенно с учетом того, насколько захламленной всегда была гостиная Нурии. Неудача поколебала решимость Алисии, она даже задалась вопросом: какой же надо быть дурой, чтобы залезть через окно в чужую квартиру в час ночи? Да еще этот вонючий лак, в котором она перепачкала пальто и который шибал ей в нос при малейшем движении. А много ли у нее, собственно, улик против Нурии? И мозг, который снова заработал, тотчас нарисовал портрет-робот предполагаемой убийцы: молодая женщина, которая знает Алисию настолько близко, что может свободно проникнуть в ее квартиру, может хозяйничать в ее сновидениях, этой женщине Альмейда позволил зайти в лавку после закрытия, она позвонила дону Бласу, заманив его на место преступления; она готова продать душу дьяволу, лишь бы добиться задуманного. Вдруг Алисию охватил панический страх, рассудок ее слегка помрачился — и она нажала на выключатель: глаза ее тотчас ухватили неподвижное тело, лежащее на знакомых инструментах, голова была неестественно повернута к стене, а из раны на голове ручьем текла кровь. И тут Алисия почувствовала удар по затылку — и больше она уже ничего не видела.

Первое, что сделал Эстебан, выйдя из автобуса, — это вытащил пачку сигарет и закурил, прямо на стоянке автовокзала, не откладывая ни на секунду удовлетворение этой острейшей из потребностей. Более шести часов провел он в проклятой коробке, не сделав ни одной затяжки, к тому же пришлось вытерпеть пытку двумя фильмами — про рак и про супружеские проблемы. За окошком плыла назад Португалия, но теперь это была всего лишь черная, непроницаемая завеса, которую изредка пробивали огоньки далеких ферм, — идеальный фон для того, чтобы голова продолжала лихорадочно работать, увязывать причины со следствиями, пытаясь взять власть над будущим и пустить его в то русло, которое нужно ему, Эстебану. Автобус прибыл в Севилью на рассвете. Неровное грязноватое свечение захватывало в плен все новые и новые городские крыши, пока Эстебан пил в вокзальном баре кофе, отдававший хлоркой. Он был так близко от цели и всю эту ночь так отчаянно мечтал оказаться именно на таком расстоянии от нее, что теперь он позволил себе мазохистское удовольствие чуть отодвинуть развязку и мелкими глотками выпить мерзкий кофе. Он не торопясь заплатил и тихим шагом покинул площадь Армас, где находится автовокзал, затем спустился по лестнице. Такси он брать не стал, потому что дом Алисии — и решение загадки—находились всего в нескольких шагах отсюда. Рассвет напоминал трудные роды; дневной свет все никак не мог пробиться сквозь тучи, затянувшие небо и покрасившие горизонт в иссиня-черный цвет. Пустынная улица, освещенная тусклым фонарем, похожим на одинокого часового, показалась ему точной копией какой-то улицы в Лиссабоне или улицы в несуществующем городе — той самой улицы, что тянулась через всю тайную географию сновидений. Он хотел доказать себе, что не испытывает волнения и не совершит никаких безрассудств. Но когда он наконец свернул на улицу Католических Королей и увидел чуть впереди огромный ресторан быстрого питания, который находится на углу рядом с домом Алисии, вопросы посыпались на него, как осколки разбитой вдребезги вазы. Почему, когда он позвонил во второй раз, перед тем как сесть в автобус, не сработал даже автоответчик; куда подевалась магнитофонная пленка, которая должна была записать его сообщение, та самая пленка, на которой содержалась разгадка тайны; и где была Алисия раньше, когда автоответчик подсунул Эстебану механический суррогат ее голоса; что он скажет Алисии — если, конечно, они встретятся, — глядя ей в глаза и вспоминая предательские слова, завершившие сообщение, хотя теперь он и сам не мог с уверенностью сказать, произнес их или нет.

Из ночной Португалии он добрался сюда без малого за семь часов, и всю дорогу его сжигал страх за Алисию, желание спасти ее, вытащить из беды, которая нависла над ней, о которой она не догадывается и которая похожа на проклятие, на болезнь, слишком глубоко проникшую в тело и потому незаметную. Теперь, стоя у подъезда, Эстебан швырнул дорожную сумку на землю и закурил, стараясь не дать страху затуманить сознание. Он нажал на кнопку домофона — пятый этаж, квартира три, нажал четыре раза. Докурив сигарету до самого фильтра и воспользовавшись тем, что какой-то пенсионер, имеющий привычку рано вставать, вышел на улицу, Эстебан юркнул в приоткрытую дверь и оказался в холле. Вдруг та же нестерпимая тревога, которая на лиссабонском автовокзале заставляла его курить сигарету за сигаретой и до мяса грызть ногти, теперь сжала ему сердце, и он, перепрыгивая через ступеньки, взлетел на четвертый этаж. Дверь в квартиру Нурии была открыта; он крадучись приблизился к ней и толкнул створку, но войти не решился, словно в прихожей его поджидал призрак, который и был главным конструктором лабиринта, где Эстебан заблудился. Еще не отдышавшись как следует после быстрого подъема, Эстебан все же почувствовал доносившийся из темноты непонятный запах, смесь акрила с сахаром — определить точнее он не мог. Эстебан шагнул в темноту, дважды споткнувшись о какие-то металлические предметы. Он держался поближе к стене и наконец нащупал выключатель. Вспыхнул свет, и открылась картина, которую незваный гость, собственно, и ожидал увидеть, вернее сказать, самый садистский вариант этой картины.