Эдуард Хруцкий - Полицейский

— Что вы имеете в виду, ваше высокопревосходительство?

— Вчера на малом приеме государь обратился ко мне с таким же вопросом. — Чем недоволен его императорское величество?

— Серией кошмарных убийств, о которых ему доложил полковник Спиридович.

— Ваше высокопревосходительство, с каких пор начальник охраны царя вмешивается в дела уголовного сыска? В чем здесь дело?

— Не знаю. Но настаиваю, чтобы вы строжайше разобрались с этими убийствами.

— Ваше высокопревосходительство, убиты четыре скупщика краденого. Так сказать, свершился суд Божий.

— Не знаю, ничего не знаю и знать не хочу, немедленно наведите порядок!

У себя в кабинете Белецкий, раздумывая над словами министра, решил, что один из убитых, видимо, Фост, был агентом дворцовой охраны, так как Департамент полиции располагал сведениями, что он берет вещи в заклад у особ весьма значительных. Многие карточные трагедии заканчивались в квартире Фоста. Интересно, где сейчас эти драгоценности, видимо, из-за них и поднят скандал. Белецкий подошел к стене, снял трубку телефона, закрутил ручку, назвал номер 43-880. — Сыскная полиция. — Кто у телефона?

— Чиновник для поручений Комаров. Кто телефонирует? — Это Белецкий. Где Филиппов?

— Сейчас позову, ваше превосходительство. Через несколько минут в трубке послышался уверенный голос начальника сыскной полиции. — Весь внимание, ваше превосходительство.

— Скажите мне, господин статский советник, доколе будут продолжаться убийства во вверенной нам государем столице империи?

— На все воля Божья, — в голосе Филиппова звучала насмешка, — но тем не менее, ваше превосходительство, скоро мазуриков возьмем. — Откуда такая уверенность? — Так Бахтин за конец веревки уже уцепился.

— Что ж, пусть и на нас поработает. А то все парижские газеты о нем взахлеб пишут. — Так от Бога же криминалист.

— Пусть постарается, тем более что государь ему сверх срока пожаловал Владимира четвертой степени. — Белецкий повесил трубку, покрутил ручку телефона.

Ну, что ж. Он доволен. Бахтин — человек толковый. По следу идет, как хорошая гончая. Этот найдет.

— Ваше превосходительство, — на пороге появился секретарь, — к вам полковник Еремин.

Белецкий поморщился. Он не любил заведующего Особым отделом Еремина. Полковник был человеком злопамятным, завистливым и весьма карьерным. Родом из донских казаков, он сразу по окончании Атаманского училища вышел в Отдельный корпус жандармов. Особый отдел Еремин возглавил благодаря поддержке шефа Отдельного корпуса жандармов генерал-лейтенанта Курлова.

Белецкий вообще откровенно тяготился политическим сыском. Дело это было сложное, опасное и малопонятное, поэтому он тайно готовил проект о выделении из департамента жандармской службы в отдельное производство.

Полковник Еремин был сухощав, черноволос, с глубоко посаженными светлыми глазами. Белецкий с тоской посмотрел на него. — Слушаю вас, Александр Михайлович. Белецкий, что скрывать, побаивался Еремина. Весь служилый Петербург помнил, как в 1905 году молодой поручик Еремин устранил с поста киевского генерал-губернатора генерал-адъютанта Клейгольса, личного протеже вдовствующей императрицы Марии Федоровны, да о его службе в качестве начальника Тифлисского жандармского управления ходили таинственные слухи.

— Сергей Петрович, — Еремин сел, положил на стол папку, — неприятное сообщение получено из Парижа. — От Красильникова? — Так точно.

— Что же сообщает нам милейший Александр Александрович?

— В Париже находился надворный советник Бахтин… — Я это знаю.

— Там ротмистр Люстьих проводил операцию против Дмитрия Заварзина… — Кажется, Студента?

— Именно. Мы решили воспользоваться присутствием чиновника сыскной полиции и задержать их как уголовников.

Белецкий поморщился. Господи, в Париже хотят действовать как в Костроме. — Ну и что Бахтин?

— Он отказался принять участие в операции и уехал.

— Да, полковник, хочу вам напомнить, что трижды Красильников отказывал сыскной полиции в помощи, в делах весьма важных.

— Но, Сергей Петрович, ваше превосходительство, после отъезда Бахтина социалисты не явились в назначенное место, операция сорвалась.

— Так при чем здесь Бахтин? Ему вчера вне срока государь маленького Владимира пожаловал. У вас есть данные, что Бахтин не верен долгу? — Данных-то нет. Но некие странные совпадения. — Совпадения — это не данные.

— Весьма справедливо, ваше превосходительство, но именно из совпадений слагается некое целое. — Слушаю вас.

— Нам стало известно, что Бахтин и Заварзин совместно обучались в Первом московском кадетском корпусе. И были весьма дружны…

— Ну и что, со мной в гимназии тоже обучались люди, ставшие социалистами. — Это нам известно, — твердо сказал Еремин.

Белецкий никак не ожидал подобной реакции полковника. Подумать, какой сукин сын, ему известно. Директор департамента заполыхал злобой.

— Но Бахтин и Заварзин, — продолжал как ни в чем не бывало Еремин, — были ближайшими друзьями. — После корпуса они поддерживали отношения?

— Данных нет. Так как Бахтин вышел в Александровское училище, а Заварзин в университет.

— Маловато, маловато. — Белецкий встал, одернул щегольскую визитку. — Просто очень мало, полковник.

— Есть второе совпадение. Бахтин — протеже Лопухина. Бывший директор департамента был хорошо знаком с его семьей, поэтому принял участие в Бахтине. — Так, так, так!

Белецкий сел за стол. Вот тебе и на! История Лопухина наделала много шума. Шутка ли, директор Департамента полиции выдает революционерам лучшего агента, самого Азефа. Конечно, здесь было о чем задуматься. Но реплика полковника в его адрес разозлила Белецкого настолько, что доводы Еремина, его совпадения не играли сейчас никакой роли.

Кстати, Лопухин был гимназическим другом покойного Петра Аркадьевича Столыпина, — сказал вслух Белецкий, — вы меня не убедили, полковник, тем более Бахтин известен мне как прекрасный криминалист и усердный полицейский чиновник. — Я могу идти? — Еремин встал. Белецкий протянул ему руку, улыбнулся дружески: — Не надо, не надо плохо думать о коллегах. «Ничего, — подумал директор, глядя в обтянутую дорогим мундирным сукном спину Еремина, — пусть знает, как напоминать мне о Саратове».

В бытность свою саратовским вице-губернатором Сергей Петрович имел несколько прелестных связей с милыми дамами в Москве и Петербурге. Сведениями об этом и располагал Еремин, постоянно напоминая об этом Белецкому.

Еремин поднялся к себе на четвертый этаж, где располагался Особый отдел. Вход сюда был запрещен даже чиновникам и офицерам Департамента полиции. Это была святая святых политического сыска. Здесь лежали материалы не только по борьбе с революционными и националистическими группами. Здесь скрупулезно велись досье на крупнейших государственных и общественных деятелей, на аристократию и иностранных дипломатов и даже на членов императорской фамилии. Еремин некоторое время сидел у себя в кабинете, рисуя в настольном бюваре лошадиные головы. Это он делал в минуты крайнего душевного волнения. Потом он вызвал секретаря и приказал позвать заведующего наружным наблюдением надворного советника Платонова. Еремин высоко ценил этого человека, начавшего свою сыскную карьеру в московском охранном отделении под руководством великого специалиста-наружника Евгения Павловича Медникова.