Эдуард Хруцкий - Полицейский

— И давно мой однокашник балуется социализмом? — усмехнулся Бахтин.

— Достаточно. Могу вам сказать, что он весьма заметная фигура в политической эмиграции.

— Господа, — Бахтин откинулся в кресле, — чем же вам, специалистам в политическом сыске, может помочь человек, работающий по уголовной преступности?

— Нам стало известно, что в Варшаве социалисты совершили экс…

— На русском языке это экспроприация? — перебил Бахтин Мельникова.

— Так точно. Они ворвались в квартиру графини Замайской, связали прислугу, тяжело ранили лакея и унесли драгоценности. Нам стало известно, что драгоценности они прячут в библиотеке русских социалистов на улице Брона. Там завтра в три они собираются.

— Я, как полномочный представитель МВД Российской империи, считал необходимым, чтобы именно вы арестовали преступников. Тем более что эксакция уголовная.

«Неужели они считают меня за идиота, — подумал Бахтин, — ведь именно я вместе с начальником Московской сыскной полиции Кошко арестовал латышей из рижской банды. У них нашли и ценности, правда, не все!.. При чем здесь социалисты?»

— Как я вижу, вы раздумываете. Вы, видимо, забыли, какую неоценимую услугу оказал нам господин Путилин, ставший потом начальником Петербургской сыскной полиции.

— Господин Красильников, мне неизвестны мотивы, по которым господин Путилин ввязался в историю с фальшивыми письмами Чернышевского…

— Так уж и фальшивыми, — перебил его Красильников, — просто в сенатской комиссии много либералов.

— Я опираюсь на факты. А если вы считаете господ членов сенатской комиссии сочувствующими социализму, то мне сказать нечего.

— Господин Бахтин, не о Путилине нынче речь. Вы поможете нам?

— Мне надо подумать, господа, я дам ответ завтра. Честь имею. Бахтин встал, надел шляпу и вышел. — Вы ему верите? — спросил Мельников.

— А куда он денется, — засмеялся Красильников, — небось сейчас идет и думает, как новый орденок вне срока получит.

Нет, не о новом орденке думал Бахтин. Совсем не о нем. Он снова шел сквозь Париж, но на этот раз прогулка не радовала его. Слишком неприятным был разговор в посольстве. Ну куда только не залезет вездесущая охранная полиция! Им-то он должен помогать. Какой же он дурак, не вспомнил шифровки, которую он лично отправлял заведующему заграничной агентурой с просьбой установить, где находится мошенник, граф Коралли. Два года минуло, а ответа все нет. Они через французов установили его квартиру, и чиновник для поручений Ястребцов ездил арестовывать графа.

Нет, господа. Свои дела обделывайте сами. Он уже направился было к гостинице, как что-то остановило его. Заварзин. Конечно, Митя Заварзин придет завтра в эту библиотеку и его арестуют, как уголовника.

«Ну и что? — сказал кто-то внутри него, — пусть. Он же даже руки тебе не подал. Говорить с тобой не захотел. Как же так?»

— А так, — ответил Бахтин тому невидимому, злому, ехидному, — мы же однокашники, друзья детства и юности. Мы должны помогать друг другу. А Митя поймет, потом, но поймет.

«Господа, помните, что вы не просто будущие юнкера или студенты. Вы члены одного военного ордена. Корпус сплотил и воспитал вас. Вы стали крепки физически и духовно подготовлены к сложностям жизни. Теперь вы как братья. Помните это, господа, и не забудьте главное, при первой возможности, по первому зову или без оного вы должны прийти на помощь друг другу».

Так напутствовал их при выпуске начальник корпуса генерал Богданов.

Пришли ли ему, Бахтину, на помощь друзья в тяжелый для него день?

Пришли. Они собрали свои жалкие юнкерские деньги, оторвав их от так необходимых молодым людям расходов, а потом, в зале суда, два ряда заняли весьма решительно настроенные молодые подпоручики. Они бурно хлопали адвокату, со значением поглядывали на присяжных.

После приговора они на руках вынесли Бахтина из зала суда.

Нет. Не простили бы друзья юности ему подобного предательства.

Итак, адрес Заварзина: улица Данфер-Ромеро, 7. Интересно, наружное наблюдение пасет его постоянно или они шли за ним только в те дни, когда агентура дает сведения о каких-то встречах объекта.

Наверное, скорее последнее. Зачем постоянно «водить» человека, находящегося в активной агентурной разработке.

Бахтин зашел в кафе, выпил кружку пива, съел горячие сосиски и заодно выяснил, как попасть на улицу Данфер-Ромеро.

Через час он уже узнал у консьержки, что русский господин дома, и, осмотрев здание, убедился, что второго выхода нет.

Идя сюда, Бахтин несколько раз перепроверился. Хвоста не было. Теперь нужно посмотреть, поведут ли Заварзина от дома.

Напротив подъезда находилась маленькая кондитерская. Бахтин сел у окна, спросил черный кофе, коньяк и пирожные. Милая дама немедленно выполнила заказ, да и в общем-то это было не мудрено, Бахтин был единственным посетителем.

Мраморный столик весь изрисован женскими головками, стройными ножками, какими-то домами и башенками, затейливыми фонарными столбами. Видимо, здесь по вечерам собирались веселые монмартрские художники со своими прелестными подружками.

Бахтин несколько раз встречал эти веселые компании. Он завидовал им. Той простоте, с которой они держались, свободе одежды и вообще свободе. Как ему хотелось сбросить пиджак, сорвать тугой воротник рубашки, выкинуть галстук и бродить вместе с этой отчаянной публикой по кабачкам и мастерским. Петь, любить, драться.

А главное, все это было вполне реальным и сбыточным. Пиши прошение об отставке, продай тот малый скарб, который нажил за годы службы, — и в Париж!

Все просто, как грабли. И вместе с тем сложно, как телефон Эриксона.

Бахтин курил, разглядывал рисунки, ждал. Ждал, когда из дверей дома выйдет Митя Заварзин.

И он вышел. Слава Богу! Долго ждать не заставил. А вот теперь нужно проверить, нет ли за ним хвоста. Нет. Бог милует. Все чисто.

Заварзин шел по улице спокойно, не оглядываясь. И Бахтин внутренне похвалил людей Красильникова. Работу они свою знали.

А Заварзин шел по улицам, постукивая тростью. Легко шел. Так обычно ходят люди, когда у них настроение хорошее.

Они прошли бульваром Сен-Мишель, оставив слева Люксембургский дворец, миновали Дворец правосудия. На улице Сен-Дени Бахтин чуть не потерял Заварзина, и заметил его, когда он свернул в узкую улочку, ведущую к рынку.

Улица Венеции была пустой, узкой, как щель, казалось, встань посередине, подними руки и коснешься стен домов.

Уже стемнело, и улицу освещали три газовых фонаря, прикрепленных к стенкам домов коваными кронштейнами.

Заварзин быстро шел вдоль правой стороны улицы и вдруг исчез, словно вошел в стену.

Бахтин приблизился и увидел узкую дверь, на которой была выжжена бутылка и рюмка. Он толкнул ее. Три ступеньки вели вниз. В освещенную маленькую залу. Обитая цинком стойка, пол, посыпанный опилками, семь столиков. У дверей сидели двое в картузах и куртках, в углу за столом — Заварзин и еще один, незнакомый.