Далия Трускиновская - Чумная экспедиция

– Перезаряжайте, - велел Архаров. - Ну, матушка-Москва, вот и поздоровались.

Сквозь пыль было видно и слышно - бунтовщики разбегаются. Возможно, чтобы собраться в ином месте, более удобном для нападения. Кто их разберет. И сколько в Москве тех, кто способен вдруг, по свисту, по призывному воплю, сбиться в толпу, - тоже неведомо.

Ведомо же Архарову иное. Поодиночке каждый из тех, кто образует готовую крушить и убивать толпу, - трус. Иначе бы не искал для своих безобразий большой компании. А когда до труса дойдет, что пуля попадет именно в него, - он внезапно и надолго умнеет.

Такое уже было - в этой самой Москве, в ребячьей драке, когда двое-трое противников отступали перед семилетним мальчишкой, потому что не знали - кого из них он, оглохнув от ярости, кинется убивать. Наука, однако - в полковой солдатской школе таковой не проходили…

Колонна, ощетинившись ружейными дулами и даже обнаженными офицерскими шпагами, сбилась поплотнее, как и велел граф, ускорила движение. До Головинского дворца оставалось немного, когда Орлов увидел фуру.

Ее тащили две лошади, шагая мерно и неторопливо. На облучке сидела фигура в длинном жестком плаще тусклого черного цвета, прикрывавшем все тело, и в маске. Фигура лениво помахивала длинным кнутом. Рядом с ней торчал шест, на нем болтался незажженный фонарь.

Посередке фуры был продолговатый груз, кое-как укрытый старыми рогожами, не подоткнутыми, а набросанными поверх него кое-как.

– Примите в сторонку, ваше сиятельство, - посоветовал ехавший не вровень, а чуть позади Орлова майор Сидоров. - Не то ветром заразу навеет.

– А это что еще за диво, господин майор? - спросил озадаченный Орлов.

– Негодяи, ваше сиятельство. Живые покойники. Осматривают дворы, входят в дома, крючьями цепляют мертвые тела, вывозят из Москвы и хоронят в ямах. Вон, добычу везут…

– Что ж ты их негодяями кличешь? - удивился Волков. - Правильно их звать - мортусы.

– Негодяи и есть, ваше сиятельство. Самого последнего разбора людишки, кому все одно помирать. Из тюрем их понабрали. Так бы его за душегубство казнили, а то он в негодяи добровольно пошел, хоть перед смертью по воле погулять. Каторжники, убийцы, больше никто не согласен.

Орлов со свитой подался к самому забору, постарался скорее миновать фуру, груженую мертвыми телами. Мортусы, сидевшие сзади, казалось вовсе не замечали кавалеристов. Поперек колен у них лежали длинные шесты с крючьями на концах. Тоже, коли вдуматься, оружие…

Головинский дворец, как полагали москвичи, был заложен еще государем Петром Алексеевичем. Довод был таков - кому бы еще понадобилось строить его за Яузой, поблизости от Немецкой слободы? Анненхофом его прозвала государыня Анна Иоанновна, которой полюбился разведенный тут сад. Сад был знатный, и про него тоже много чего рассказывали: будто бы до последнего времени была жива рощица, насаженная в одну ночь, чтобы угодить Анне Иоанновне; будто бы роща сия была насажена еще Петром Великим; будто бы место под сад приобретено у Франца Лефорта; будто бы везли туда деревья, купленные в Персии, но не довезли…

Преображенцы увидели его впервые и поразились его величине.

Это, собственно, было не одно царственное здание, а целое хозяйство, включая дворцовые мастерские и конюшенные дворы. Был тут и свой манеж, и своя церковь - Петропавловская, и свой Оперный дом за протокой. Здания, как было заведено в Москве издавна, соединялись переходами. Вблизи оказалось, что великолепие основательно обветшало, и стены, издали глядевшие каменными, обтянуты расписным холстом, изрядно обтрепавшимся.

По осеннему времени клумбы, на которых обычно цвели дорогие тюльпаны, нарциссы и лилии, были пусты, а на дорожках лежала палая листва, еще не убранная - надо полагать, по случаю чумы многие обыкновенные дела здешними жителями откладывались до лучших времен.

Между деревянным дворцом и рощей был обширный луг, на котором решено было разбить лагерь, а офицерам отвели помещения в самом дворце. И это вызвало отчаянную суматоху - после пожара 1753 года здание хоть и было наскоро отстроено, однако имущества имело очень мало. Прошли те времена, когда тут устраивали коронационные и прочие обеды.

Генерал-поручик Петр Дмитриевич Еропкин, под чьим началом временно оказалась чумная Москва, ждал Орлова с его экспедицией в Головинском дворце и был найден в парадной столовой, где отдавал распоряжения прислуге. Через помещение то и дело пробегали лакеи с охапками одеял и белья, тащили мебель.

Архаров увидел высокого и худощавого мужчину, слегка сутулого, но плечистого. И по его повадке понял - смолоду был силен, еще и теперь, поди, кочергу узлом завяжет. И лицо приметное - глаза большие, хотя несколько впалые, нос орлиный. Одет генерал-поручик был в простой кафтан и камзол, почти без позумента, но столько достоинства в себе имел, что Орлов, сияющий золотым галуном, орденами и перстнями, рядом с ним был - как деревенский парень, которого портной использует вроде тряпичного болвана, чтобы примерять одежду, которая шьется для его господина.

Он пошел навстречу Орлову и офицерам, несколько прихрамывая, с графом и с Волковым обнялся, прочих приветствовал словесно.

– Что это с тобой, Петр Дмитрич? - спросил Орлов.

– А под дождик попал, - как бы обращая ответ в шутку, сказал Еропкин. - Под каменный. Коли мои депеши государыне читал - так, поди, все знаешь…

– У Спасских ворот? - блеснул осведомленностью Волков. И они заговорили потише - так что Архарову уж было ни слова не разобрать. Тем более, что офицеры, как младшие по чину, стояли несколько в сторонке.

– Встретили нас по-царски, - говорил граф. - Да только многовато было колокольного звона, до сих пор в ушах гудит. Или мне мерещится?

– Нет, все еще звонят, - утешил Еропкин. - Сие не встреча, граф. Москва так от чумы оберегается. Говорят, звон лечит.

– И много ли колокола помогли?

– Да кто их разберет… Сие дело не человеческое, но божеское, нам не понять…

– Вон митрополита - и то не уберегли ваши колокола! Воля твоя, сударь, а только изловить и наказать убийц митрополита надобно, - сказал граф Орлов. - Слыханное ли дело - бунт в Москве!

– Не стоит, люди и так напуганы выше меры, - ответил Еропкин. - И коли ищешь виновника, так он перед тобой. По моей вине погиб митрополит. Наказывай!

– Ну что ты такое плетешь! - воскликнул граф. - Ты, сударь, гляди, при государыне этак не брякни. Ты сделал все, что мог…

– Митрополит, когда бунтовщики взяли Кремль и громили Чудов монастырь, просил у меня пропускной билет за город. Он ждал билета в Донском монастыре, уже переодетый, а я наместо того отправил ему офицера для охраны. Офицера - одного! Моя вина, ваше сиятельство. Я должен был дать митрополиту надежную охрану. Я не предусмотрел этой слепой ярости толпы…