Далия Трускиновская - Блудное художество

– Нет, Федя… зря ты сюда полез… Да и мне жить не дадут…

– Какого черта?!

Демкино уныние уже превзошло все допустимые размеры. Водка усугубила эту беду. Да Федька-то был трезв, он положил себе выпить, когда кончится завтрашний праздник, не раньше, а кончится он, поди, к следующему утру.

Демка только помотал головой.

– Да будет тебе хрен жевать, говори внятно!

– Да что уж тут говорить… Какого хрена ты сюда полез?! - вдруг заорал Демка. - Теперь и тебя, и меня порешат! Все! Отгуляли! И себя, смуряк, сгубил, и меня сгубил!

– Да что ты за околесицу несешь?!

– Околесицу? А вот поглядим, какова околесица, когда Каин приедет!

Федька знал о возвращении Каина и лишь подивился тому, что Демка так скоро с ним сошелся.

– И что Каин? - спросил он. - Что он нам сделает? Он нашего пертового маза боится!

– Он? Боится? Да уж завтра некого станет бояться!

Вот тут Федька и онемел.

– Ты что это? - спросил он чуть погодя. - Ты сдурел?

И, опомнившись, крепко встряхнул Демку за плечи.

– Сам сдурел! Нет у нас больше пертового маза! Все! Кончился пертовый маз!

– Там, на Ходынке, - ловушка?

– Ловушка! Пусти, дурак!

Но вырваться из Федькиных рук было затруднительно. На всякий случай архаровец еще раз хорошенько тряхнул беглого товарища.

– Врешь, - сказал Федька. - Он бы догадался! Он же по роже видит!

– Так я ему-то и не врал! Все так и есть - там покупатель на рыжевье придет, и там же ему эти плошки передадут!

– А наш?

– А наш полезет разбираться - тут его и пристрелят.

Все это показалось Федьке избыточно сложным - как будто не было другой возможности выстрелить в Архарова.

– Ты либо напился, либо заврался, - сказал он, отпуская Демку.

– Нет, Федя, не заврался. Там хитрая игра… так надобно, чтобы его на Ходынке в корабле застрелили…

– Кому надобно?

– Я почем знаю? Я сам только одно это и слышал…

– Предупредить его не мог?

– Не мог… Коли бы он туда не поехал, Каин бы догадался, что мои труды…

– А коли бы он туда полицейский наряд послал взять сервиз, а сам бы - пировать к Волконскому, тогда как?

– Так Каин же знает, что он сам поскачет! На то и весь расчет, что он, как до дела дойдет, сам вперед всех лезет!

Федька не стал ломать голову, что за хитрая игра такая и для чего надобно, чтобы обер-полицмейстера пристрелили непременно в трюме сухопутного судна «Чесма». Сейчас следовало употребить ее, эту голову, на иное - выбраться из Каиновых владений.

– Трус ты и подлая душонка, - сказал он Демке. - Сиди уж тут, пей да радуйся! А мне - недосуг.

Подойдя к узкому окошку, он стал деловито выламывать раму.

– Федя!

– Ну?

– Федя, я не виноват, там все было подстроено…

– Что подстроено?

– Что Тимофееву елтону укосали… нарочно переодели…

– Ну тебя к монаху на хрен, и с той елтоной вместе… - задумчиво сказал Федька, глядя вниз.

Он невольно поежился. Все-таки Демкина конурка была в третьем жилье, выпрыгнуть несложно - а ну как ноги переломаешь? Вот тогда точно всем конец - и архаровцу Савину, и господину обер-полицмейстеру.

Двор был довольно просторный, как полагается, со всеми строениями - сараями, ледником, курятником, были тут и плодовые деревья, стоящие среди густой и высокой травы, и вбитый в землю стол с двумя лавками, и навес, под которым летом удобно заниматься домашними работами. Крыша этого навеса и привлекла Федьку. Он понимал, что сооружение ветхое и ненадежное, но иного пути выбраться отсюда не видел.

Жертвовать веревкой, которую он обычно таскал в кармане, архаровец не пожелал.

– Простыню давай, - приказал он Демке.

Достав из кармана нож, он пустил простыню на полосы, быстро их связал и получил ленту длиной саженей в шесть. Должно было хватить. И Федька стал привязывать ленту к скамье - если скамья встанет поперек окна, то слона выдержит, не то что архаровца, слона же Федька видывал и догадывался, сколько эта скотина весит.

Демка глядел на него сперва с недоверием, потом же, когда понял, что Федька и впрямь уйдет отсюда беспрепятственно, - со злостью.

Приладив скамью так, что она при рывке за ленту снизу должна была подскочить и перекрыть собой окно, Федька перекрестился. Божья помощь была сейчас крайне необходима.

– Федя! А я-то как же?! - и Демка зачастил взволнованно, глядя в глаза товарищу с той истовостью, какая нередко бывает у записных врунов: - Это ж ты во всем виноват! А мне - расхлебывать! Кабы ты сюда не полез…

Одно Федька у Архарова все же перенял. Его кулак в нужную минуту действовал самостоятельно, не спросясь хозяина.

Даже не глянув на поверженного Демку, Федька перекинул ноги через подоконник, ухватился за простынную ленту и прыгнул вниз.

Ему удалось, оттолкнувшись ногами от стены, долететь до крыши навеса. А уж с нее соскочить на мягкую землю было несложно.

Очевидно, Каркан и Бурмяк, которых звала девка, находились в доме, потому что во дворе Федька обнаружил, выскочив из-за угла дома, ту самую троицу, что его впустила в калитку.

Нельзя сказать, что он был совсем безоружен - нож при себе имел, да и веревка в опытных руках на многое способна. Но против него было трое здоровых мужиков - и вряд ли жалостливых.

Федька достал нож и взял его в левую руку, а правую сжал в тугой кулак. Это был не простой кулак - а с закладкой. При правильном поединке за такую закладку, коли обнаружат, зрители могли и изувечить. Но вот беда - в жизни архаровцев почитай что и не было тех правильных поединков, того знаменитого охотницкого боя, которым раньше государей тешили. И многие таскали с собой кусочек свинца или подходящий камушек, чтобы зажать в кулаке.

– А ну, а ну, - сказал ему здоровенный одноглазый детина, выходя первым. - Ишь, голубчик! А ну!…

Федька сдвинул черные свои брови, набычился.

Он мог, разумеется, отступить. В доме его убивать бы не стали - связали бы до возвращения Каина, который знает способности архаровцев и уж нашел бы, что предложить Федьке. Но это значило бы - спастись ценой жизни своего командира.

Архаровцы были невеликие любители благородно изъясняться. Их красноречие было такого качества, что случайно оказавшиеся рядом бабы и девки бешено краснели - или же ни слова не понимали. Отродясь никто из них Архарова командиром вслух не называл.

Но они были повязаны круговой порукой не только друг с дружкой. В кругу этом оказался и обер-полицмейстер.

Он вроде бы и недорого заплатил за свое право быть их предводителем - несколько раз самолично возглавил своих архаровцев в таком деле, где требуются литые кулаки и умение отчаянно биться. Дрался он в охотку, драка веселила его - но вот ведь какое следствие имели те побоища: в глубине души каждый архаровец считал его не бывшим Преображенского полка офицером, не полковником, не обер-полицмейстером, а вожаком. Главарем, коли угодно. Пертовым мазом, как повелось звать его заглазно.