Далия Трускиновская - Блудное художество

– Вот, ваша милость, студент…

– Сам вижу, что студент. Эти мне московские мещане… Нет чтоб плечистого молодца в десятские выставить - они детей присылают… Как звать?

– Ильей Чурсиным, - ответил за юношу Тимофей. - Он у нас новенький, старается, а живет там же неподалеку.

– Докладывай, Чурсин. Только не про свои похождения, как ты стоял да как ты бегал, а про покойника.

Десятский открыл было рот, пораженный обер-полицмейстерской проницательностью, да тут же захлопнул.

– Я, ваша милость, их сторожа расспрашивал. В доме внизу живут вдова Матрена Огаркова с малолетними внуками, две ее дворовые девки, стряпуха, сторож, верхнее жилье сдали полковнику Шитову с семейством. Так жильцы все, и с детьми, поехали в гости, а француз-учитель дома остался. Вернулись и для чего-то к нему заглянули. А он лежит мертвый. Сторож божится, что никто чужой в дом не приходил.

– Это, ваша милость, злодей тем же путем через крышу пробрался, которым сам француз выходил, - перебил Тимофей.

– Сдается, так. Далее.

– Они шум подняли. Я вошел и посмотрел на тело. Они на нем камзол расстегнули, грудь открыли… я ранку малую видел…

– Вот, вапа милость. Опять стилет.

– Да и без стилета ясно, чья работа…

– Нет, ваша милость, - вдруг объявил Тимофей. - Мы знаем, что злодей навычен стилетом колоть. А кто французишку заколол - того мы не знаем.

– Это как же?

– А так, ваша милость, что стилет, из чулана украденный, до сих пор неведомо где.

Архаров задумался.

– Тебе когда велено было на пост заступать? - спросил он Чурсина.

– Как стемнеет, ваша милость, и до рассвета ходить.

– Когда пришел - никого из наших не видел?

– Нет, ваша милость.

– А ты всех полицейских в лицо знаешь? Может, был полицейский в мундире, с кем ты не знаком?

Архаров имел в виду до сих пор не найденного Семена Елизарьева.

– Нет, ваша милость… не было такого…

– Прелестно. Тимоша, узнай, кто из десятский пьяный валялся. Может, его с умыслом напоили. Ступайте теперь оба.

Тимофей увел десятского, ошаршенного тем, что угодил в спальню самого обер-полицмейстера и видел сию важную особу завернутой в простыню.

Архаров же крепко задумался.

Почему закололи безобидного французишку - понятно. Он мог опознать «черта». Стало быть, «черт» чует, что ему наступают на пятки. Кто еще мог бы его опознать? Епишка Арсеньев? Марья Легобытова? Но Епишку и Марью не выпускают с Рязанского подворья, хотя детишки всем изрядно надоели. Родня Семена Елизарьева, которая знает его как Антона Афанасьевича Фалька? Нет, тех он крепко запугал…

Стилет, будь он неладен…

Его мог вынести Демка и зачем-то передать Семену Елизарьеву. Мог вынести и Семен - он, как оказалось, приходил навещать старых приятелей. А мог быть и кто-то третий…

Этот третий сидел, затаившись, а чего ждал - непонятно.

Поскольку интрига вокруг блудного сервиза разлетелась в пух и прах, все ее участники притихли. По крайней мере, должны притихнуть и выждать время, чтобы стало ясно, какими сведениями полиция располагает, а до каких не добралась.

Если в полицейской конторе сидит этот третий, вооруженный стилетом, то какой в его действиях смысл? Для чего он стянул именно этот необычайный клинок?

А смысл таков: коли будет найдено еще одно тело с особой трехгранной ранкой на груди, против сердца, то и это убийство спишут на загадочного «черта», которого будут искать, хотя он к тому времени будет, может, уже в Париже. А неуловимый третий, так и останется служить, вынюхивая полицейские новости и исправно донося их до противника.

И получалось, что снова под подозрением - все…

С этой мыслью Архаров провалился в неприятный, чугунный какой-то сон - и не на шутку перепугался, когда ощутил, что ноги его придавлены каменным одеялом, тяжесть ползет к горлу. Он во сне стал читать «Отче наш», проснулся, понял, что ночной кошмар удалось одолеть, и заснул снова, уже более мирно.

Утром в спальню заглянул очень довольный Никодимка.

– Господин Коробов вернуться изволил!

– Прелестно! Тащи его сюда!

– Так ваши милости, он к рассвету прибрел и чуть на крыльце не повалился! Спит теперь без задних ног! А грязен-то - как прах! Мы уж с него чулочки сняли, а чулочки в углу поставить - так сами стоять будут! И кафтанчик его нарядный чуть не в навозе вымазан…

– Где ж его нелегкая носила? Подавай кофей скорее. Как на дворе?

– Денек жаркий будет, так я вашим милостям опять окрошечки привезу! Ледяной, с семужкой или с севрюжинкой! Нешто в «Татьянке» такую окрошку подадут, как ваши милости любить изволят?

И Никодимка, счастливый оттого, что все в доме благолепно, и хозяин мирно настроен, и секретарь приплелся живой и невредимый, побежал прочь - чтобы черед несколько минут явиться с серебряным подносом.

Он стал сервировать фрыштик. Архаров схватил сладкий сухарик и, не дожидаясь кофея, начал его грызть.

Неожиданно под кроватью пискнуло и завозилось.

– Черт знает что! - воскликнул Архаров. - Никодимка!!! Дармоед! Мыши среди бела дня в спальне пищат! Полон дом дворни - некому кота, что ли, принести?!

Никодимка прекрасно знал - грызуны завелись от архаровских любимых сухарей. И знал, что Архаров осознает свою вину в этой неприятности. Поэтому он молча вышел и вернулся с лакеем Иваном. Иван держал наготове большой веник, тут же опустился на колени и принялся старательно выметать крошки, забирась в самые дальние подкроватные уголки. И тут послышалось тихое шипение.

– А ну, вылазь, вылазь! - загребая веником, потребовал Иван.

Из-под кровати выглянула усатая взъерошенная рожица - и тут же Архаров, нагнувшись, ловко подхватил котенка под брюшко, поставил на простыню.

Котенок чувствовал себя, впрочем, весьма уверенно - стоял, задрав хвост, и глядел на Архарова очень знакомыми раскосыми глазищами.

– Извольте, ваша милость, я заберу, - сказал Иван. - В людской девки завели, а она, дурочка, сюда забежала.

– Погоди забирать, - велел Архаров. Котенок ему нравился, хотя был невыразительной дворовой масти - в серо-бурую полоску, лишь на мордочке внизу - белое пятно. Котенок откуда-то знал, что тут ему - самое место.

Иван вновь полез веником под кровать и вымел придушенную мышь.

– Ишь ты! - сказал он. - И точно, что мышеловка. Девки сказывали, ее матка тем славится.

– Девки пусть другую кошку заводят, - распорядился Архаров. - Эта пока тут поживет. А звать ее будем… Дунька. Дунька!

Котенок самоуверенно глядел на Архарова зелеными глазищами. Примерно так же, как другая Дунька в тот первый раз, когда примчалась сюда, незваная-непрошеная.

– Привыкнет, - сказал Иван. - Мышеловки умные. А бывают кошки-крысоловки, те в большой цене.

– Ступай, - велел Архаров. - Стой. Пусть с кухни плошку молока принесут.