Юрий Бурносов - Числа и знаки. Трилогия

Не страшно, когда мертвый лежит, не страшно, когда мертвый глядит, страшно, когда мертвый ходит, есть просит. А кто даст мертвому едомое, тот сам станет едомое.

А кто поймет, тот восплачет, ибо ничего сделать нельзя…»

– А кто поймет, тот восплачет, ибо ничего сделать нельзя… - повторил Бофранк. Но ведь не только Фог говорил так? Кто-то еще?! И совсем недавно!

Он обратил взор свой к Гаусберте:

– Три розы, обрезав стебли… Говорите ли вы это про двух убитых девушек? Но их всего две.

– Где две, там будет и три, - печально молвила Гаусберта, а внимавший ей доселе с тревогою на лице супруг добавил:

– Дары - «голова, да рука, да сердце, да что еще изнутри»… Тела несчастных сильно изуродовали?

– Так, что иные части не смогли найти, - сказал Бофранк. - Надо полагать, к тому и сказано. Что же делать? Действительно ли «кто поймет, тот восплачет, ибо ничего сделать нельзя»?!

– Фруде писал Третью Книгу очень давно, когда был молод и не ведал еще многого, - уклончиво сказала Гаусберта. - Кто знает, что узнал он потом. Старый Фог мог помочь, но его нет. Других Посвященных найти тяжело, я не знаю, где их искать…

– Но вы! Вы, хириэль! Разве не можете помочь?

Гаусберта в ответ с надеждою посмотрела на супруга.

– Ты обещала оставить все это… - сказал в растерянности Патс.

– Может статься, все так, как сказано в книге. Так ради чего держать обещание? Чтобы больше живых умножились мертвые, как ты слышал?

– Порою кажется, что вся моя жизнь - пытка, - горько сказал Патс. - Вся моя жизнь - потери и испытания, и ничего нельзя поделать… Скажи мне, чем ты можешь помочь? Или ты колдунья? Старик Фог не сумел, откуда же тебе?

– Так или иначе, а прежде мне все равно нужно будет вернуться в поселок, - решительно сказала Гаусберта, чем несколько успокоила супруга. - Прошу вас об одном, хире Бофранк - коли что-то случится, пошлите гонца с письмом, ибо это может оказаться чрезвычайно важным. И будем молиться, чтобы третья жертва оказалась не столь скорой.

– Кому же молиться?! - сказал субкомиссар. - Господу? А поможет ли он тут, не отвратит ли лика своего?

– Ничего нельзя сказать наперед. Но посмотрим, хире Бофранк. И еще скажу вам: не опасайтесь кошек. Я знаю, что многие склонны считать кошку едва ли не первым прислужником нечисти, но на деле совсем не так. Вот, возьмите. - Гаусберта извлекла из висевшего на поясе узорного кошеля небольшой сверток и подала Бофранку. - Вам это нужнее, чем мне. Носите с собою; вы сами поймете, когда это использовать. А теперь извините нас, хире Бофранк - уже сегодня вечером я хочу выехать из города, потому нам необходимо уладить различные дела…

– Позвольте хотя бы проводить вас до выхода из парка.

– Извольте, тем более что я сказала еще не все. Что до сна, то хотя я и не сведуща в их толковании, здесь есть причины для тревоги. И будьте осторожны с упырем - если это тот, о ком сказано в Третьей Книге, он может оказаться весьма силен.

– Вы полагаете, убийства девушек - тоже дело его рук? Но зачем он убивает других, когда пророчество говорит лишь о розах?

– Вы же слышали о «дарах». Да и откуда нам знать, кто он и что он, как он питается, кому и какие приносит жертвы, какой омерзительной энергией насыщает свое тело? - пожала плечами Гаусберта и неожиданно воскликнула: - О, бедный старик! Милый Рос, помоги ему!

Старый священник лежал подле своей скамьи, тут же переплетом вверх валялась и раскрытая книга; вероятно, он неловко поднялся и упал.

– Что с ним, Рос? Ему плохо? - спросила Гаусберта, нагибаясь к старику вслед за мужем.

– Дело в том… - сказал Патс и повторил, поднимаясь с колен: - Дело в том, что он, кажется, мертв.

Статут о ремесленниках, принятый уже довольно давно, требовал, чтобы каждый ремесленник в городе или в сельской местности обучался своему ремеслу в течение семи лет под наблюдением мастера, который за него отвечал. То же относилось и к лекарскому делу, хотя уважающий себя лекарь обыкновенно бывал сильно обижен на сравнение с ремесленником.

Сейчас над телом старого священника трудился молодой ученик лекаря, а мастер стоял поодаль и с сердитым видом наблюдал, как тот осматривает мертвеца. Случилось так, что оба отдыхали совсем рядом и незамедлительно откликнулись на призыв Гаусберты о помощи. К несчастью, старик был и в самом деле мертв, притом смерть его была жестокой - в самой груди его была пробита дыра, и сквозь нее Бофранк, имевший кое-какие познания в анатомии, без труда определил, что у бедняги попросту вырвали сердце.

Все так же светило солнце, попискивали в ветвях птицы, но Бофранку показалось, будто на все окружающее легла мрачная ледяная тень. Каждый раскидистый куст таил в себе черную опасность, мнилось, что за спиною кто-то стоит, чтобы броситься, улучив момент… Уж не прячется ли упырь вон там за беседкою, не оглядывает ли происходящее так же, как Бофранк?

Стало чуть спокойнее, когда появились гарды, числом три; неприятный аромат лука и чеснока, исходивший от них, сейчас радовал субкомиссара, словно лучшие фиалковые духи.

– Кто ж его так? - жалостливо крякнув, осведомился один из гардов.

В самом деле, кто? Бофранк, казалось, был совсем рядом вместе с четою Патсов, однако никто из них ничего не видел и не слышал… Субкомиссар тут же вспомнил еще одну фразу, сказанную Волтцем Вейтлем об упыре: «Он стремителен в движениях; пожалуй, редкий человек не то что опередит, но хотя бы сравнится с ним»… Кто же он, коль скоро ему понадобился всего лишь миг, чтобы сотворить такое с человеком и исчезнуть незамеченным?

Тело унесли, один из служителей парка уже посыпал пятна крови желтой кварцевой крошкою из кожаного ведра. Бофранк сказал старшему гарду, что сам напишет рапорт о происшествии, благо имеет на то все полномочия. Гаусберта и Рос Патс стояли встревоженные, и как только они трое остались в относительном одиночестве, девушка тихо спросила:

– Не кажется ли вам, что он за вами следит, хире Бофранк? И это - лишь предостережение… То ли он не хотел вас убивать, то ли побоялся, что втроем мы окажемся ему не по силам…