Юрий Бурносов - Числа и знаки. Трилогия

– Ах, смотри! - воскликнул Жеаль и указал в окно кареты. На зеленой лужайке, словно сошедшей с летнего пейзажа кисти Йоса Девентера, паслись белоснежные овцы, которых стерегла лохматая собака; тут же мальчик-пастушок искусно играл на дудочке, и звуки эти радовали сердце.

– Сия идиллическая картина может порождать исключительно благостные мысли, - согласился Бофранк.

– Надобно мне чаще бывать за городом, - сокрушался тем временем Жеаль. - Жаль, что у моего отца нет поместья.

– Зато у него есть ювелирный цех.

– Что проку? Он мог бы купить и два, и три поместья, да не желает, а мне взваливать на себя эдакую обузу не с руки.

– Погоди, хиреан Эвфемия уж обязательно стребует с тебя таковое!

Так, обсуждая дела и наблюдая за природою, друзья прибыли в поместье отца Бофранка, именуемое Каллбранд. Представляло оно собой дом о четырех этажах, обнесенный высокой стеной наподобие крепостной; когда-то здесь стояли и сторожевые башни, но еще дед Бофранка велел их разрушить вследствие уродства, оставив лишь одну, за домом и деревьями не видную. Когда-то стена и башни и на самом деле требовались для обороны, но в последний раз использовались по этому назначению лет пятьдесят назад, во время крестьянского бунта, когда толпа - без малейшего, впрочем, успеха - осадила Каллбранд.

Ворота оказались гостеприимно открыты, и карету встретил старый слуга Освальд. То был вечный товарищ по детским играм Бофранка; конечно же, с той поры он одряхлел и передвигался с клюкою, однако ж оставался одним из наиболее доверенных людей отца среди челяди.

Когда друзья покинули карету, на лестнице их встретил привратник и сказал, что хире Бофранк ждет их в гостиной, ибо по старости лет занемог.

Отец сильно переменился с тех пор, как Бофранк видел его в последний раз. Он сидел в кресле на большом балконе, укрытый пледом, в теплой шапочке и халате. Волосы его стали совсем седыми и даже слегка желтоватыми, словно куриное перо, в уголках полузакрытых глаз скопился гной, изо рта вырывалось тяжелое хриплое дыхание.

Жеаль остался в гостиной, а Бофранк вышел к отцу.

– Здравствуй, Хаиме, - еле слышно произнес отец.

– Здравствуйте, отец.

– Слыхал, слыхал я о преславных деяниях твоих. Садись, вот кресло.

Бофранк послушно сел. С балкона открывался чудесный вид на распластавшийся по окрестным холмам лес, чья пастельная зелень освещена была ярким солнцем. Запах трав и цветов наполнял воздух, но отцу окрестная благодать не доставляла никакой радости.

– Не чаял я, что будет у меня повод гордиться тобою, - продолжил отец тем временем. - Много глупостей ты наделал, и я уж не надеялся на исправление твое, ан ошибся. И к лучшему! Прилежный и богобоязненный брат твой Тристан разделил со мною радость.

– Он здесь, отец?

– Да, он здесь, приехал два дня тому. Ты еще встретишься с ним, он гуляет где-то по лесным тропинкам, как в детстве… Слыхал я, что тебя возвысили в чине?

– Да, отец, теперь я субкомиссар.

– Жаль, не доживу я до дня, когда возглавишь ты Секуративную Палату… А ведь когда ты только лишь вступал на стезю сию, сомневался я, что карьеру ты выбрал верную.

– Пока подобных планов я не лелею, - отвечал Бофранк. - Не исключено, что я вернусь к преподаванию; это занятие с некоторых пор мне ближе и приятнее.

– Теперь я уже не смею давать тебе советы, ибо вижу, что ты достаточно зрел, дабы самому избирать жизненный путь. Кто приехал с тобою?

– Проктор Жеаль, отец, ты знаешь его.

– В таком случае отобедайте с дороги. К печали моей, я не могу присоединиться, ибо немощен… Стол вот-вот накроют в комнате с гобеленами, и скажи слугам, чтобы подали лучшее вино. Я же останусь здесь в надежде, что ты не забудешь меня навестить после трапезы.

Однако после обеда, оказавшегося сытным и разнообразным, Бофранк обнаружил отца крепко спящим. Он лишь поправил сползший плед и тихо удалился.

Тристан к обеду не явился, но Бофранк знал, где сыскать его. Жеаль вызвался быть провожатым, но субкомиссар отказал ему, ибо самочувствие его и в самом деле улучшилось - не лесной ли воздух был тому причиной?

Шагах в ста от дома, в лесу, на краю оврага, лежал камень - место их детских игр. Говорили, что камень этот - не просто камень, а часть древнего строения, стоявшего тут в незапамятные времена. И в самом деле, на нем имелись полустершиеся резные знаки, которые могли быть, однако, игрою сил природы.

Тристан и в самом деле сидел там. Завидев брата, он весьма обрадовался и воскликнул:

– Иди же скорее сюда, дай мне обнять тебя!

Братья обнялись. Субкомиссар оглядел Тристана с улыбкою - в простом одеянии аббата, изрядно растолстевший, тот показался Бофранку презабавным. Ничего в нем не оставалось от хрупкого отрока с длинными волосами и ангельским взором, каковым Бофранк помнил его. Хотя, пожалуй, взгляд как раз остался тот же.

– Отец говорил мне об немалых успехах твоих! - сказал Тристан в восхищении. - Правда ли, что видел ты и грейсфрате Броньолуса, который, чаю, смотрит на нас ныне с небес в умилении, и ныне здравствующего, дай господь ему еще сотню лет и все свои блага, грейсфрате Баффельта?!

– И видел, и не раз беседовал с ними.

– Дивно, дивно! О сем, как и о поражении тобою гнусного исчадия ада, поведаю я в первой же своей проповеди по возвращении. Чаю, весьма поучительным это будет.

– Не смущай меня, но скажи, отчего не пришел ты к трапезе?

– Блуждая по тропинкам и наблюдая за прелестями природными, я заблудился, а когда вышел в знакомые места, час обеда уж прошел. Отчего-то я подумал, что ты придешь искать меня, - и вот я тут.

Беседуя, они вернулись к дому. Жеаль встречал их на самом краю леса и испытал явное облегчение, когда увидел Бофранка невредимым.

– Это мой друг Проктор Жеаль, - указал Бофранк. - А это, как нетрудно догадаться, брат мой Тристан Бофранк, коего называть ты можешь фрате Тристан.

Оба чинно раскланялись и сказали: «Премного о вас наслышан!» - едва ли не в унисон, чем вызвали смех Бофранка.

Ужинали на открытой террасе, причем присутствовал и отец, которому, по его словам, стало чуть легче, пусть бы даже он отведал совсем чуть-чуть кушаний и вовсе не притронулся к вину. Говорили в основном о делах столичных, как то: последние королевские указы (касательно ювелирного дела и золотопромышленников), дипломатические новости (Жеаль уверял всех, что непременно случится война, ибо южный заморский сосед с некоторых пор вел себя просто возмутительно), а также о последних веяниях моды, которые всем были не по нраву, и даже Бофранк, некогда слывший модником и щеголем, был ныне согласен с собеседником.

Мало-помалу разговор переместился на поединок Бофранка с упырем. Субкомиссару пришлось поведать о нем во всех подробностях, и Тристан воскликнул в конце: