Юрий Бурносов - Числа и знаки. Трилогия

– Мне нужна вещь, к которой вы, без сомнения, имеете доступ. Называется она Деревянный Колокол и хранится, насколько мне известно, в монастыре на острове Брос-де-Эльде.

Баффельт издал короткий звук, как человек, ошеломленный чем-то слишком внезапно.

– Вам ведомо и в самом деле многое, - сказал он, покачав головой. - Что ж, я отпишу настоятелю и попрошу кардинала заверить бумагу, после чего отправлю корабль на остров. Но помните: предмет, что будет вверен вам, ценность имеет мало с чем сопоставимую.

– Я понимаю это, грейсфрате, - сказал Бофранк. - Именно поэтому я и хочу отправиться в плавание на остров сам.

Раймбаут де Вакейрас

Грейсфрате Баффельт нанял в плавание к Брос-де-Эльде большой корабль наподобие тех, что плавают далеко на восток за шелковыми тканями, пряностями, сластями и красками. Назывался он «Вепрь» и на борту имел даже несколько пушек. В сравнении с «Медведем» Гвисгарда Морской Собаки, на котором Бофранк в свое время добирался до Скаве-Снаа и даже отражал нападение морских разбойников, «Вепрь» казался горою, парусное оснащение нес на новый манер, позволявший, как говорят, развивать огромную скорость даже против ветра, а капитан и владелец его, хире Кротт Зауберн, разодет был словно иноземный посланник при дворе пресветлого короля.

С Бофранком выказали желание отправиться Альгиус, юный Фолькон и неожиданно - Оггле Свонк.

Альгиус заявил, что в жизни своей не плавал по воде ни на чем, кроме разве что бревна, и оттого не упустит такой шанс; да и как не поглядеть на Брос-де-Эльде и тамошний знаменитый монастырь, вырубленный прямо в скалах.

Юный Фолькон, как раз успешно сдавший экзамены по стрельбе и фехтованию, втайне надеялся, что на корабль нападут разбойники, и он успешно защитит хире Бофранка, ибо тот еще не совсем оправился от потрясения после встречи с упырем.

Оггле Свонк попал в маленький отряд субкомиссара прихотью случая - когда троица путешественников направляла стопы к сходням, сей пронырливый плут как раз обделывал некие делишки в порту и, оказавшись под рукой, тут же напросился в попутчики.

– Отчего бы мне не пригодиться вам в трудной дороге? - вопрошал он Бофранка, высматривая с борта «Вепря» некоего благородного хире, у которого он только что ловко срезал кошель. Хире и впрямь объявился, сопровождаемый двумя гардами, но застал лишь корму отходящего корабля.

Деревянный Колокол, как объяснил Бофранку Альгиус, «отверзал звуком своим многое, что иначе отверзнутся не могло». По писанию выходило, что последним его обладателем был Святой Стурл, иначе Бритый Пророк, который отверз Колоколом стены темницы, куда был заточен. Монастырь Святого Стурла как раз и находился на острове Брос-де-Эльде.

О монастыре Бофранк знал лишь то, что монахи тамошние живут в нарочитых лишениях, удобств не приимут, к чему остров несказанно располагает - монастырь вырублен в выступающей из моря скале, продуваемой всеми мыслимыми ветрами. Кто и когда строил его, осталось загадкой; известно лишь, что Святой Стурл - основатель обители - нашел коридоры и кельи уже готовыми. Населены были лишь верхние уровни, к нижним же спускались редко и принуждением дела, ибо заблудиться в переплетенных меж собою ходах не составляло большого труда.

– Я знал некоего пирожника, на которого за прегрешения наложили епитимью, и он полгода прожил на Брос-де-Эльде. И хотя он не переносил тех лишений, что претерпевают монахи, но лишь обитал уединенно в специальном домике для подобных ему, да молился, да трудился в огороде, по возвращении он представился мне исхудавшим едва ли не втрое, - поведал Альгиус, наблюдая, как споро матросы ставят парус. - Отчего это столь мало у нас орденов славных и веселых? Знавал я некогда монахов из монастыря Святого Баульфа, и все они были парни толстые да пригожие, все не дураки выпить и поесть, а то и поволочиться за юбкою…

– Насколько я знаю, монастырь Святого Баульфа закрыт, как и многие иные, - сказал Бофранк.

– И монахи те уж исхудали и помышляют разве о хлебной корочке и колбасной оболочке… - согласился Альгиус. - Ах, мой любезный хире Бофранк, плачет по нам костер. Беседы, что мы ведем, уж больно нехороши. Один мой друг, вечный школяр, вот так однажды в харчевне рассуждал о нерадивых священнослужителях да о том, что господь не все верно расположил в мире, и что же? Бог весть кто донес на него, но только забрали его прямо от стола, не успел даже допить вина и доесть жареной рыбы. Потом ему обрезали кожу с ног и поставили несчастного в кипящее масло… Кстати, я слыхал, что вы замещали коронного судью в одном поселке, где Броньолус сжег несколько человек?

– Собственно, с этого события все и началось. Но я хотел бы возразить, ибо не являлся чиновником, замещавшим коронного судью. Броньолус понуждал меня к этому, и я вынужден был бежать.

– Слава господу, а то я удивился, ибо не ожидал от вас такого.

– Вам бы уйти с палубы, почтенные хире, - сказал проходивший мимо старший матрос. - Ветер крепчает, не ровен час, поднимутся волны. Подите лучше вниз, в каюту, а я велю коку принести вам вина и закусок.

Альгиус воодушевился этим предложением, и субкомиссар, в нежелании оставаться в одиночестве на палубе, двинулся за ним. Для пассажиров выделили большую каюту, где на одном из рундуков уже лежал юный Фолькон: его мутило. Оггле Свонк, по обыкновению своему, где-то пропадал - то ли обыгрывал матросов в камешки, то ли отирался подле кока.

Смелый же юноша оказался не в силах противиться качанию корабля, кое создавали волны, и изблевал из себя уж порядочно в подставленное специально на такой случай кожаное ведро.

– Как тяжко морское плавание, - простонал он, пытаясь при том улыбнуться, дабы выказать некоторую бодрость. - Я читал многие отчеты путешественников, но почти никто из них не упоминал об этой стороне передвижения по морю…

– Смотрите на нас, хире Фолькон, и завидуйте! - наставительно сказал Альгиус, потирая руки при виде матроса, что вносил кувшин и блюдо с закусками. - Зрелые мужи, мы и в морской качке, и в винопитии, и на ратном поле все едино впереди!

– О чем, о чем, а вот о своих ратных подвигах вы доселе не повествовали, - заметил Бофранк. Морской воздух несказанно поправил его состояние духа, от головокружения не осталось и следа, да и слабость куда-то отступила. Посему субкомиссар осушил полкружки вина и без особенного изящества принялся заедать его куском кровяной колбасы, макая его в плошку с луковым соусом.