Наталья Александрова - Рыбкин зонтик

Исполнитель включил фонарик, внимательно осмотрел прихожую. Ведь ему сегодня нужно было не только решить чью-то судьбу, заказ был более сложным — он должен был еще найти в этой квартире одну вещь. Найти и принести заказчику.

За это ему заплатили больше обычного, вдвое больше. Таким было его условие, и заказчик согласился, не торгуясь.

Луч фонарика осветил тумбочку под зеркалом, и Исполнитель увидел ту самую вещь, которую он должен был найти. Надо же, как это оказалось просто! За такую ерунду ему заплатили столько же, сколько за человеческую жизнь! Впрочем, это нисколько его не волновало, это не его дело. Ему за это хорошо платят — и только это важно.

Исполнитель положил вещицу в карман, осветил фонариком двери, толкнул первую и оказался на кухне.

Неожиданно перед ним что-то глухо заурчало, и он невольно вздрогнул, прежде чем понял, что это заработал холодильник.

Он невольно усмехнулся, обежал кухню лучом фонарика, нашел газовую плиту. Открутил все краны и поспешно вышел, пока газ не наполнил еще небольшое помещение.

Открыв следующую дверь, он попал в гостиную.

В темноте тускло отсвечивали стеклянные дверцы шкафов, блестящие безделушки на полке.

Чутким профессиональным слухом Исполнитель определил, что в этой комнате никого нет, но на всякий случай посветил по сторонам фонариком. Убедился, что гостиная пуста, и снова вышел в прихожую.

Оставалась последняя дверь. Бесшумно отворив ее, он оказался в спальне.

Здесь не было никаких сомнений — в этой комнате спал человек, женщина, как и говорил ему заказчик.

Исполнитель прислушался к ровному сонному дыханию.

Женщина что-то пробормотала во сне, повернулась, негромко скрипнув пружинами.

Здесь он не стал включать фонарик — не хотел разбудить женщину, да и надобности никакой не было, вполне можно было действовать на слух, он все равно что видел ее.

В два шага Исполнитель приблизился к кровати, молниеносным движением выдернул подушку из-под головы спящей женщины и прижал к ее лицу.

Она забилась, задергалась, нечленораздельно замычала, пытаясь высвободиться, пытаясь позвать на помощь. Ее призывы глохли, поглощенные слоем перьев и пуха, никем не услышанные. Мужчина крепко держал подушку, не давая своей жертве вырваться, глотнуть воздуха.

Худое жилистое тело женщины напряглось в последней, безнадежной борьбе за жизнь, за глоток кислорода.

Исполнитель крепко держал подушку, отсчитывая секунды.

Женщина слабела, быстро слабела. Ее тело дергалось уже только по привычке, движения ее стали неосмысленными, судорожными, чувствовалось, что она уже теряет сознание… еще полминуты… минута… последние вялые судороги, и тело жертвы затихло, застыло, по нему еще раз пробежали последние судороги, и все кончилось.

Исполнитель выждал для верности еще несколько секунд, наконец он убедился, что женщина мертва, снял с ее лица подушку и положил ее под голову.

Он поправил одеяло, не зажигая фонаря.

Он любил свою работу, но у него была все же одна слабость — он старался никогда не смотреть на свои жертвы после… после того, как работа была завершена, заказ выполнен.

Должно быть, это просто обычное суеверие — многие люди его профессии чрезвычайно суеверны.

Может быть, в глубине души Исполнитель боялся, что мертвые глаза жертвы запомнят своего убийцу… или что лежащая на лице жертвы печать смерти каким-то образом передастся ему, отметит его. В оправдание своей слабости он вспоминал об одном своем коллеге, который, напротив, любил смотреть в глаза умирающих… это казалось Исполнителю глупостью, извращением, но коллега только смеялся над ним, обзывал слюнтяем… И этот коллега был найден на улице мертвым, с шилом в сердце. Уже год, как он похоронен на Богословском кладбище… и кто же из них двоих после этого слюнтяй?

Как бы то ни было, он старался не смотреть на убитых.

И сейчас Исполнитель не стал включать фонарь, он в темноте поправил постель, чтобы все выглядело как можно более естественно… Впрочем, какая может быть естественность после взрыва? Но тем не менее он предпочитал делать свою работу как можно аккуратнее, тщательно оформляя инсценировку — ведь ему платили так много именно за то, что каждое его убийство выглядело как несчастный случай или как естественная смерть.

И само слово «убийство» он очень не любил. Он употреблял слова «работа», «заказ», «операция».

И себя он называл не «киллер», не «убийца», а Исполнитель. Ему казалось, что холодный профессионализм этого слова что-то меняет в существе дела.

Исполнитель вышел из спальни, оставив дверь открытой — это было важно для того, что он планировал.

В прихожей уже ощутимо пахло газом.

Он достал из кармана плоскую темную пластмассовую коробочку, поставил таймер на час. За это время квартира должна основательно наполниться газом.

Взрыватель он положил на пол, на пороге спальни. Устройство было сделано из горючего пластика, от которого после взрыва не останется практически ничего, так что смерть женщины будет признана несчастным случаем.

Тихо выскользнув на площадку, Исполнитель тщательно закрыл за собой дверь, чтобы ни у кого впоследствии не возникло никаких подозрений.

Он спустился по лестнице, никого не встретив по дороге, вышел из дома и сел в свою машину. Отъехал на несколько кварталов и припарковался возле тротуара в темном, не освещенном ночными фонарями углу. Взглянул на часы и приготовился к ожиданию.

В его профессии выдержка, терпение, умение ждать всегда ценились выше всех прочих качеств.

Час пробежал совершенно незаметно. На улице появились первые утренние прохожие, все больше проезжало машин.

Он уже слегка забеспокоился, хотя и знал, что в устройствах этого типа, полностью изготовленных из горючего материала, без единой металлической детали, таймеры бывают иногда не очень точными.

И действительно, прошло уже пятнадцать минут сверх расчетного времени, когда в нескольких кварталах от него глухо и тяжело громыхнул взрыв, вылетели с истеричным звоном оконные стекла и выплеснулось из окон квартиры на пятом этаже дымное багровое пламя.

Исполнитель удовлетворенно вздохнул и повернул ключ в замке зажигания машины.

Он выполнил очередное задание, в который раз подтвердив свою репутацию безупречного профессионала.

…Несмотря на то что в прошлую ночь я была напугана, ошеломлена и совершенно сбита с толку откровениями Романа (даже в мыслях я продолжала называть так того, кто лежал в палате реанимации весь в проводах), вернувшись домой, я плюхнулась на Лешкин неудобный диван и сразу же провалилась в сон. Спала я крепко и почти без сновидений, только под утро приснился сон, в котором я лежу на горячем песочке, и солнце сильно припекает, а сил, чтобы подняться и добрести до воды, совсем нету.