Наталья Александрова - Визит очумелой дамы

Я вспомнила, как Луша заставила меня надеть очки с простыми стеклами, и решила ответить ей достойно.

- Тебе обязательно нужны носочки! - заявила я совершенно безапелляционным тоном.

- Что, - ужаснулась Луша, - какие еще носочки?

- Все старухи обязательно носят носочки! Я тебе дам свои, у меня есть очень приличные, беленькие, я их надеваю под кроссовки.

- Под кроссовки - это совсем другое дело, под кроссовки и с джинсами носочки можно носить, но с платьем! Это же просто неприлично!

- Обязательно носочки! И именно с платьем! Как ты не понимаешь - это последний штрих, достойно завершающий образ! Как у меня завершали образ те ужасные очки...

Луша проницательно посмотрела на меня. Она поняла, какие мотивы руководят мною, и решила не сопротивляться.

Честно говоря, я даже пожалела тетку, когда преображение было завершено. Предо мной стояла худенькая невзрачная старушка в выцветшем платье с чужого плеча, жуткой бумазейной кофточке, жалостном платочке, но белые носочки на ее ногах просто били наповал.

- Ну, во всяком случае теперь тебя точно никто не узнает! - вынесла я окончательный вердикт.

- Я и сама-то себя не узнаю, - горестно вздохнула Луша.

- Сверим часы, - сказала я, как обычно говорят герои крутых боевиков, - ты должна впустить меня в центр в час ночи. Это самое лучшее время, когда все охранники клюют носом, а у меня еще останется достаточно времени до утра, чтобы как следует поработать с компьютером.

***

По длинному коридору благотворительного центра "Чарити" семенила озабоченная худощавая старушка в выцветшем ситцевом платье, которое было явно ей велико, бумазейной кофточке, церковноприходском платочке и беленьких спортивных носочках, по всей видимости, позаимствованных у внучки-старшеклассницы.

Старушка заглядывала в каждую незапертую дверь по пути своего следования, словно что-то искала, но нарывалась, как правило, только на очередную грубость.

Отворив одну из дверей, она увидела романтическую сцену.

Высокий молодой человек, стриженный почти под ноль, сидел на краешке стола, за которым пыталась работать на компьютере худенькая секретарша, и пересчитывал ее пальчики, заглядывая в глаза:

- Ну, поехали ко мне! Черепа на даче, мартини бутылка есть! Оттянемся по полной! Ну, поехали, Верунчик, а?

Верунчик как бы и не очень возражала, но при этом намекала на какой-то известный обоим эпизод:

- А кто с Наташкой в чилл-ауте лапался?

- Нужна мне эта Наташка, - презрительно фыркнул юноша, - у нее полторы извилины!

- А кто говорил, что у нее ноги длинные?

Дискуссия могла стать длинной и увлекательной, но в это время Верунчик заметила появившуюся в дверях старушенцию.

- Бабушка, вам чего? - осведомилась девушка с подчеркнутой официальной сухостью в голосе. - Не видите - люди работают!

- Вижу, - елейным тоном ответила любознательная старушка, - а мне бы.., это.., где тут верхнюю одежду распределяют? Зимние, я извиняюсь, вещи? Например, пальто?

- Бабка, на фига тебе пальто? - включился в разговор юный Казанова. - Лето же на дворе!

- Не всегда же оно будет, лето-то! - выдала старушка философскую сентенцию. - Глазом моргнуть не успеешь, как осень придет!

- А ты еще до нее доживи, до осени! - хамским голосом ответил молодой человек.

- Ничего, у меня здоровье хорошее! - парировала старушка.

- Насчет одежды - дальше по коридору, - вмешалась секретарша в философскую дискуссию, - а здесь - кабинет директора, - и она с почтением кивнула на солидную темную дверь.

Старушка приняла информацию к сведению и с озабоченным видом двинулась дальше по коридору.

За очередной дверью, которую она распахнула, три "грации", явно перевалившие за роковую и непоправимую отметку "сто килограммов", энергично выясняли отношения вокруг груды одежды, сваленной на огромном металлическом столе.

- Нинка, уймись! - кричала одна из них, вырывая из рук коллеги бирюзовый кашемировый свитер с фирменным крокодильчиком "Лакоста". - Тебе этот свитерок на нос и то не налезет!

- На себя посмотри! - не оставалась в долгу Нинка. - Сама-то, можно подумать, Клава Шиф-фер! Отдай вещь по-хорошему!

- Ты уже и так набралась под самую завязку! Как до дома-то допрешь все, что нахапала? Грузовик нанимать придется!

- Да уж как-нибудь управлюсь, тебя просить не стану! - парировала Нинка, но тут она увидела появившуюся в дверях старушку, и ее гнев немедленно принял новое направление:

- А ты, карга старая, куда прешься? Не видишь - люди работают! Читать умеешь? Видела, что на дверях написано - посторонним вход воспрещен! Или тебя из первого класса за тупость отчислили?

- Вы почему старому человеку грубите? - начала закипать обидчивая старушка, но на Нинку ее слова подействовали, как красная тряпка на быка, и она значительно прибавила громкости:

- Так ты еще и хулиганишь? Да я щас охранника кликну, он тебя, пресмыкающаяся ты старая, в мелкий порошок сотрет и в унитаз спустит со всеми положенными церемониями! Ишь ты, земноводная, она еще будет здесь критику наводить!

Старушка, которой совершенно не нужен был лишний шум вокруг ее скромной персоны, исчезла и захлопнула за собой дверь, а Нинка тут же забыла о ее существовании, потому что ее предприимчивая коллега, воспользовавшись моментом, уже запихивала бирюзовый свитер в свою необъятную сумку и это немедленно следовало пресечь.

Дальше коридор сворачивал под прямым углом, и за этим поворотом старушка увидела дверь с незамысловатой табличкой "Ж".

Толкнув эту дверь и обнаружив за ней помещение, сверкающее дорогим испанским кафелем и немецкой сантехникой, старушка мысленно отметила, что центр "Чарити", по всей видимости, процветает и финансовые проблемы не омрачают его горизонта.

Внимательно оглядевшись, она нашла замазанное белой краской окно, закрытое на самый обыкновенный шпингалет, и проверила, что этот шпингалет свободно открывается и в нужный момент не создаст проблем. Затем старушка взглянула на часы и убедилась, что до закрытия центра осталось около получаса. Возвратившись в коридор и убедившись, что за ней никто не наблюдает, она юркнула в заранее присмотренное убежище - маленький чуланчик, где уборщицы держали свой нехитрый профессиональный инвентарь.

Настала самая трудная часть операции, та часть, о которой активная, энергичная Луша думала с настоящим ужасом, - ей нужно просто ждать, ждать назначенного времени. Такая бездеятельность была полностью противопоказана ее натуре.

Луша пристроилась на перевернутом пластмассовом ведре, привалилась к стене и накрылась синим рабочим халатом.

По коридору, оживленно переговариваясь, прошли сотрудники центра, расходящиеся по домам.

Последними, с тяжелым топотом, заставляющим вспомнить неторопливо прогуливающееся стадо слонов, проследовали здешние грации, по дороге лениво переругиваясь: