Наталья Александрова - Визит очумелой дамы

- Да ты с ума сошел! Я-то думала, имею дело с настоящим крутым профи, а ты - слизняк! Я тебя еще вытаскивать должна? Ну ты, блин, даешь! Не буду я светиться! Сами выкарабкивайтесь!

Сивый страшно разозлился на заказчицу.

- Светиться не хочешь? - заорал он в трубку. - Как миленькая приедешь, а то так засветишься, как елка новогодняя! Мы на тебя работаем, а ты не хочешь нас вытаскивать?

- Да пошел ты, кретин! - И в трубке раздались сигналы отбоя.

Сивый злобно швырнул в стену бесполезный мобильник, так что плоская серебристая коробочка разлетелась на мелкие куски. Теперь он сидел на полу с неудобно вывернутой рукой, в злобном бессилии скрежеща зубами и оглядываясь по сторонам.

И в это время на скрипучем рассохшемся крыльце дома раздались тяжелые шаги.

- Эй, хозяева! - прозвучал уверенный молодой голос. - Есть кто дома?

Сивый на всякий случай затаился.

- Точно, это здесь? - спросил второй голос, постарше и ниже тембром.

- Точно, сигнал был, что из этого дома доносятся шум, крики и прочие неположенные звуки. Надо сигнал проверить.

- Сейчас тихо! Может, ушли все?

- А дверь-то открыта!

Входная дверь скрипнула, и шаги стали приближаться. Сивый уныло огляделся и попробовал придать себе независимый вид. С рукой, прикованной к трубе, это плохо получилось.

На пороге появились два милиционера - один молодой и высокий, с вьющимся светлым чубом, второй постарше и пониже, зато оснащенный внушительным трудовым животом.

- Это что, блин, за картина! - воскликнул молодой милиционер, увидев двух братков с разбитыми головами, полулежащих на полу с прикованными к трубе конечностями. - Утро в сосновом лесу?

- Не заперто было, - объяснял Сивый без надежды на успех, - ну, мы, это.., и зашли. Перекусить там, пивка выпить...

- Ага, - обрадовался милиционер, - а наручники - это чтоб лучше сиделось, чтоб не торопиться никуда.., так, что ли?

- Наручники.., это мы случайно. Проверяли.

- А ключи потеряли?

- Потеряли, - хмуро согласился Сивый.

- А головы почему у обоих разбитые, а твой друг в отключке?

- Ну, поссорились мы с ним маленько.., это.., поспорили.

- О литературе, что ли? - поинтересовался умный милиционер.

- Слушай, кончай, а? - простонал Сивый. - Освободи нас!

- А мы вас сейчас оприходуем.., проникновение в чужое жилище, драка.., как злостное хулиганство оформим!

- Да ты чего! Дверь даже заперта не была! А мы с друганом по пьяни поцапались, не со зла! Ты че нам шьешь-то, че шьешь?

- Видишь, Сороченко, - вмешался в разговор пузатый милиционер, - ребята не согласные. Давай уж не будем их задерживать!

"До чего же мент понимающий, - наивно восхитился Сивый, - просто отец родной!"

Но "отец родной" продолжал:

- Давай не будем их задерживать, оставим как есть.., пускай сидят тут на полу, сколько им нравится!

- Э, мужики, вы чего! - завопил Сивый, увидев, что милиционеры разворачиваются и на полном серьезе собираются уходить. - Вы что - так нас и кинете здесь?

- Конечно, - спокойно бросил через плечо молодой Сороченко, - так и кинем. А на фига вы нам сдались?

- Эй, постойте, - кричал Сивый в удаляющиеся спины, - я все расскажу! Только не бросайте нас здесь!

- Да? - Сороченко остановился. - А есть что рассказывать?

- Конечно! Только от этой чертовой трубы отстегните!

- Ну что, Семеныч, отстегнем страдальцев? - повернулся хитрый Сороченко к своему старшему товарищу.

- Ну, конечно, если оформить чистосердечное...

- А думаешь, есть в чем?

- Да ты только на морды ихние посмотри! Чтобы у таких да не нашлось, в чем признаться?

***

В актовом зале шестьсот шестьдесят шестой школы царило праздничное оживление. Многочисленные родители, отпросившиеся на этот день с работы или бросившие свои важные дела, с умилением наблюдали за своими чадами, демонстрировавшими на школьной сцене безграничную любовь к великой отечественной литературе.

Завуч по внеклассной работе Эльза Афанасьевна стояла сбоку, частично скрытая малиновым бархатным занавесом, и руководила процессом.

- А теперь березки, березки пошли! - громким шепотом командовала Эльза Афанасьевна. - Синетутов, а ты куда направился? Ты же у нас не березка, ты же у нас дубок! Пойдешь, когда я скомандую! А теперь только березки идут! Березки, веточками покачали, покачали как следует!

Девочки, наряженные березками, выплыли на сцену из-за кулис, дружно покачивая проволочными ветвями с наклеенными на них листьями из зеленой гофрированной бумаги, и запели традиционную советскую патриотическую песню "То березка, то рябина".

Выдающийся советский писатель и природолюб Михаил Михайлович Пришвин, топорща свои пышные усы, удивленно взирал на это действо с портрета, укрепленного над самой серединой сцены.

Березки отпели свое, на сцену по команде завуча выбежал бравый дубок Синетутов и жизнерадостным голосом будущего космонавта сообщил собравшимся, что праздник, посвященный шестидесятой годовщине написания выдающимся писателем Пришвиным его классического произведения "Кладовая солнца", считается открытым. (Синетутов, правда, оговорился и сказал не кладовая, а кладовка.) Эльза Афанасьевна прошептала очередную команду, и на смену Синетутову вышел отличник Булочкин с приклеенными усами и уныло пробубнил подготовленный завучем поэтический текст:

- Я, Михал Михалыч Пришвин, родную природу люблю... И желаю большого плаванья вашей школе как большому кораблю...

Закончив декламацию, солидный отличник неторопливо, с достоинством спустился со сцены.

Многочисленные родители, собравшиеся в зале, дружно зааплодировали шедевру завуча, а бабушка усатого Булочкина украдкой вытерла невольно набежавшую слезу.

Эльза Афанасьевна еще раз взмахнула рукой, и на смену Булочкину снова выплыли девочки - березки, на этот раз они исполняли сложный хореографический номер "ручеек", но наиболее зоркие и внимательные родители заметили, что к лиственной веренице присоединилась еще одна участница - миниатюрная худощавая старушка, одетая в такое же, как у девочек, белое ситцевое платье с редкими черными крапинками.

Внимательные родители не придали странному явлению должного значения, подумав, что это - либо какая-то школьная служительница, которой поручили усилить своим участием березовый хоровод, либо чья-нибудь не в меру активная бабушка, решившая тряхнуть стариной.

Завуч же Эльза Афанасьевна сначала вообще ничего не заметила. Дело в том, что она отличалась неважным зрением, но по поводу праздника очков не надела, считая, что они ее портят, поэтому в этот день все березки были для нее совершенно на одно лицо.

И только когда одна из березок в нарушение сценария остановилась возле портрета виновника торжества Михаила Михайловича, она почувствовала неладное и громко зашептала: