Наталья Александрова - Кот особого назначения

– Это я, Толик, я, Казаркин! – проговорил мужчина и поравнялся с дежурным светильником.

Теперь и Толя узнал своего дядю. Он подошел к нему, на секунду прикрыл глаза, и вдруг его захлестнула такая волна ненависти к той женщине, которая сидела сейчас в кабинете управляющего, к женщине, которая сломала его жизнь, лишив всех возможных перспектив, лишив будущего, перебежав черной кошкой между ним и дядей, а значит – между ним и обеспеченной, благополучной жизнью, а теперь еще и решила окончательно добить его, выгнать с этой работы в то время, когда для него это подобно смерти!

– Толя, что с тобой? – удивленно спросил Алексей Иванович. – У тебя такое лицо? Ты болен?

– Дядя Леша! – назвал Толя своего родственника так, как не называл многие годы. – Дядя Леша, это она убила Елену Сергеевну!

– Кто убил? Кого убила? – растерянно проговорил Казаркин. – Ничего не понимаю! О чем ты говоришь?

Я говорю о Елене Сергеевне, – Толя уже не мог остановиться, – она не сама выбросилась из окна! То есть выбросилась она сама, но ей подменили лекарство! Специально, чтобы она потеряла контроль над собой! Это сделала Алла Леонидовна!

Лицо Казаркина побагровело. Он отступил на шаг и рявкнул:

– Ты не понимаешь, что такое ты говоришь! Как ты смеешь? Что ты можешь знать? Ты был тогда совсем ребенком!

– Да, я был ребенком! – выкрикнул Толя. – Но я все видел! Алла Леонидовна прибежала раньше милиции и первым делом бросилась в спальню. Там она подменила облатку с лекарством, но коробочка упала на пол, и она ее не заметила, а я потом подобрал! Она и сейчас у меня, эта коробочка. Хотите увидеть ее, хотите? Она так хотела выйти за вас замуж, что решила убить вашу жену!

– Проспись! – рявкнул Алексей Иванович и решительно зашагал по коридору к кабинету управляющего.

Толя остался один. Руки у него тряслись, как с похмелья, в голове звенело.

«Что я наделал? – думал он. – Зачем я все это сказал? Все равно он мне не поверит, и у меня будут только лишние неприятности…»

Он развернулся и побрел обратно к охранному посту.

Там он опустился в удобное вращающееся кресло и застыл, тупо уставившись в экран.

Жизнь дала трещину, да что там – она расползлась пополам, и никакими силами не скрепить ее заново. Как только ему казалось, что найден хоть какой-то выход – тут же этот выход оборачивался тупиком, еще более безнадежным, чем прежние. Едва он поверил, что спасет свою шкуру ценой предательства, выполнив требования бандитов и фактически сделавшись их соучастником, – как даже этот, грязный и ненадежный вариант оказывается недоступным, потому что сегодняшняя смена станет его последним рабочим днем. Алла Леонидовна добьется его увольнения, а Алексея Ивановича, единственного человека, на чью помощь Толя мог рассчитывать, он только что восстановил против себя…

Или это не так? Может быть, дядя все же поверил ему?

Толя вгляделся в экран, как будто хотел найти там ответ на свой вопрос, и вдруг увидел на нем движение.

Он встрепенулся, вспомнив о своих служебных обязанностях, и протер глаза.

Экран отображал тот коридор, который связывал банк с дирекцией «Мезона», тот самый коридор, где Толя только что столкнулся с Алексеем Ивановичем. В первый момент он решил, что Казаркин возвращается к себе в кабинет, но изображение чуть сместилось, и стала отчетливо видна вторая фигура. А самое главное, Толя увидел, что директор «Мезона» движется как-то странно, не переставляя ног…

Уточкин увеличил изображение, вгляделся в него и ахнул.

Алексей Иванович был или мертв, или без сознания, а второй человек, который был хуже виден, тащил его на себе…

Вот этот неизвестный со своей бесчувственной ношей подошел ближе к камере, поднял лицо… и Толя узнал в нем управляющего отделением банка Позднякова.

И в то же время Сергей Петрович посмотрел прямо Толе в глаза. Охранник отшатнулся. Ему показалось, что он прочел во взгляде управляющего ненависть и угрозу… тут же он понял, что Поздняков не может видеть его, что он просто заметил камеру и понял, что попал на пленку.

Впрочем, это было почти так же опасно, как если бы управляющий действительно увидел Толю. Ему ничего не стоит выяснить, кто из сотрудников службы безопасности дежурит сегодня на посту охраны, а после этого за жизнь Уточкина никто не даст и медного гроша…

Неожиданно у себя за спиной Толя услышал шорох.

Он резко обернулся и увидел заместителя управляющего по безопасности Эдуарда Васильевича, отставного федерала с неуловимым взглядом маленьких, близко посаженных глаз и холодными руками. Эдуард ходил удивительно тихо и умел подкрадываться к людям совершенно неожиданно. За это да за фальшиво-ласковый голос подчиненные прозвали его Горлумом. Этот ласковый голос никого не обманывал – за ним чувствовалась безграничная жестокость, поговаривали даже, что именно из-за нее Эдуарда, довольно молодого еще человека уволили из ФСБ.

И сейчас Горлум стоял за креслом Уточкина и не мигая смотрел на экран монитора.

Толя покрылся холодным потом.

Он вспомнил, что не успел вытащить из магнитофона бандитскую кассету и подумал, что сейчас шеф сотрет его в порошок.

Однако Горлум, как ни странно, выглядел таким довольным, как будто только что выиграл в лотерею главный приз. Он не сводил глаз с экрана, облизывая тонкие губы.

– Вот какие дела, – проговорил наконец Эдуард Васильевич, не скрывая торжества, – рыба сама идет в сети! Да еще какая рыба!

Поздняков со своей страшной ношей прибавил шагу и вскоре исчез с экрана монитора.

Горлум протянул руку к магнитофону, вытащил из него кассету и с неожиданным уважительным интересом посмотрел на Уточкина.

– А ты, парень, не дурак… – Эдуард Васильевич спрятал кассету в карман и снова облизал губы, – мне умные люди нужны… молодец, сообразил поставить кассету на запись. Я тебя не забуду. На пару мы свалим Позднякова… в Москве его и так не любят, а с этой записью его песенка спета… Иконников его на куски порвет…

Вдруг глаза Горлума превратились в две холодные бездонные дыры, он прикоснулся к руке Уточкина своей холодной влажной рукой и прошептал с угрозой:

– Только чтобы никакой самодеятельности! С этой минуты дышать будешь только тогда, когда я разрешу! Будешь послушным – сделаю своей правой рукой, шаг в сторону – уничтожу!

Он развернулся и быстрыми бесшумными шагами выскользнул в коридор.

Толя брезгливо передернулся и вытер носовым платком руку, до которой дотронулся Горлум. Ему казалось, что от его прикосновения на коже осталась отвратительная скользкая слизь.

Толя еще несколько минут просидел перед экраном. Он нисколько не обольщался: Горлум для него и пальцем не шевельнет, больше того, шеф очень заинтересован в том, чтобы гнев Позднякова обрушился на рядового охранника, пока кассета не попала в Москву…