Нина Стожкова - Санаторий имени Ленина

Лине не терпелось вернуть Надиру в прошлое, и она осторожно спросила:

– А как же этот санаторий в «лихие девяностые» выкручивался? На какие шиши, например, они лечебный корпус ремонтировали?

– Известно, на какие, – неожиданно подмигнула Лине старуха. – построили при водолечебнице сауну, купили диваны, ковры, холодильник и хрустальные стопки для водки. Где сауна, там, конечно, и водка, и девки. Впрочем, милая моя, в те годы я здесь не лечилась, а работала. В бухгалтерии. Помимо обычных для бухгалтера обязанностей я еще и черную кассу вела. Однажды наше начальство не расплатилось в срок с «крышей», и бригада бандитов устроила разборки прямо в кабинете директора. Как назло, шеф и меня на эту «стрелку» пригласил, чтобы я подкрепила гарантийными письмами его очередное «честное слово»: мол, деньги непременно будут, но только на следующей неделе. Он в тот год собственный дом в поселке строил, и все денежки туда уплывали. К тому времени он за окна и двери расплатился, а на откат «крыше» не хватило. Для бандитов все это, по их словам, были «гнилые отмазки». Доводы директора и тем более мои обещания братки слушать не стали, тут же стрельбу открыли. Первая же пуля убила директора, а вторая рикошетом угодила мне в позвоночник. Нижнюю часть тела сразу же парализовало, вот с тех пор и катаюсь по жизни в этом чертовом кресле.

– Дааа, жуткая история, – помолчав, сказала Лина. – Как в фильмах про итальянскую мафию. Извините, но почему спустя столько лет вы решились опять сюда приехать? Насколько мне известно, в соцзащите предлагают путевки в разные лечебно-оздоровительные учреждения. А вы прямиком в Санаторий имени Ленина отправились. Не боитесь теней из прошлого?

– А чего их бояться? – пожала Надира плечами. – Все «братки» давно друг друга перестреляли и рядком на местном кладбище улеглись. А в этой «богадельне» мне все подходит: и климат, и природа, и минеральная вода, и лечебные ванны. Главное, водные процедуры хоть ненадолго, но помогают, даже чувствительность ног на какое-то время восстанавливается.

– Интересно, кто-нибудь из местных старожилов помнит вашу страшную историю? – спросила Лина, стараясь изо всех сил, чтобы голос не дрожал от волнения.

– Я вас умоляю! Кому и что тут помнить? Из «стареньких» никого уж не осталось, – вздохнула Надира. – Персонал санатория за эти двадцать лет не один раз поменялся. Хотя… постойте… Я вчера Марго видела. Она сказала, что каждый день перед обедом и ужином огурцами у столовки торгует. Маргошка в тот роковой для меня день в кабине директора тоже присутствовала, но во время перестрелки в шкафу спрятаться успела. Она всегда сообразительной была, сучка драная, это ей жизнь и спасло.

Внезапно старуха повернулась к Лине и взглянула на нее в упор:

– Зачем вам с этой бл@дью о прошлом разговаривать, – строго спросила она. – Захотелось нервы пощекотать? Было – и прошло, и ни к чему те давние дела ворошить. К тому же Марго по-любому не станет вытаскивать на свет божий давно забытые скелеты из пыльных шкафов, не захочет сына позорить.

– Надира, только один вопрос. Что вы думаете о смерти столичного журналиста? Верите ли вы, что парень действительно утонул в озере? – Лина решила, что ни за что не позволит старухе слезть с интересовавшей ее темы, и продолжала сыпать вопросами.

– С тех пор, как в девяностые я попала под раздачу… под раздачу пуль, стараюсь ни о чем подобном не задумываться. Голова целее будет, – заявила старуха, поджав губы. Внезапно она заметила на дорожке свою помощницу в белых брюках. Стразы на китайской футболке Эльвиры сверкали и переливались в свете фонаря всеми цветами радуги, и хозяйка кофточки с гордостью поглядывала на эту красоту. Надира громко и властно подозвала помощницу и потребовала немедленно закатывать инвалидное кресло в корпус. Эльвира, тихо ворча под нос проклятия в адрес хозяйки, неохотно подчинилась.

Лина заметила, что у подъезда стало совсем темно, и тоже отправилась восвояси.

Баба Зоя смотрела старые выпуски передачи «Аншлаг, аншлаг!» и посему пребывала в прекрасном настроении. Нафталинные шутки Петросяна и Компании веселили ее не меньше, чем стендапы «Камеди клаб» молодую аудиторию. Как говорится, каждому овощу свое время. Лина разрешила соседке не выключать телевизор и мышкой нырнула под одеяло. Она находилась под впечатлением от рассказа Надиры и собиралась тщательно обдумать новые факты, но сразу же провалилась в глубокий и тревожный сон.

После завтрака Лина зашла в фито-бар, чтобы выпить чаю на травах и заглушить шоколадкой послевкусие от санаторской еды, очень напоминавшей больничную. Внезапно она услышала грохот и вздрогнула от неожиданности. Мужчина за соседним столиком с громким стуком поставил на столешницу пустую чашку и обратился к Лине с гневным монологом:

– Думало-думало наше правительство, как бы народ еще поприжать, и надумало: мол, надо в шестьдесят не на пенсии прохлаждаться, а работать. Типа этот мой «серебряный» возраст – самый расцвет для мужчины. Допустим, я такой дурак, что поверю в этот бред. Только где работать-то? Вот устроился недавно охранником, но даже месяц не продержался. Ночью школьники написали снаружи над входом слово из трех букв. Дети, что с них возьмешь? Хозяин разбираться не стал и тут же меня уволил. Я предлагал ему лично все закрасить, но он, собака, не согласился. Это п@здец! Никуда не берут. Что мне теперь в пятьдесят восемь делать – бомжевать идти? Вот иногда захожу в буфет к сестре. Она хоть чашку чая нальет, а когда добрая – даже пирожком угостит.

Лина слушала гневные слова мужчины и думала, что один из классиков на Аллее писателей особенно строго взирает на наш жестокий мир из-под густых бровей. Максим Горький сто лет назад писал свои книги в защиту бедных и обездоленных, но с тех пор отношения хозяев и наемных работников мало изменились. У простого человека на Руси по-прежнему нет ни денег для достойной жизни, ни веры в справедливость. Да какая уж там справедливость, если у обычного труженика, проработавшего всю жизнь на благо Отечества, не пенсия, а сплошные слезы. Обитатели санатория в последние дни рассказывали Лине немало подобных историй. Она начала понимать, почему левое движение в последнее время усиливается по всему миру, и призрак коммунизма начинает опять активно шататься по Европе, вспомнив, видно, как бродил там сто лет тому назад.

Между тем оратор, уволенный за слово из трех букв, по-прежнему сидел за соседним столиком. Видимо, ему хотелось по-русски излить душу первому встречному, и Лина, к ее несчастью, подвернулась под руку. Внезапно незнакомец заговорил, перемежая речь рабочим матерком, о том, как стоял в августе 1991 на баррикадах у Белого дома: