Дарья Донцова - Блеск и нищета инстаграма [litres]

– Скорей всего, он не спрашивает, зачем к нему обращаются с такой просьбой, – добавил Илья, – его голову занимает лишь одна мысль: получу деньги – продолжу работу. Когда ваша мать подарила мужу часы?

– Ну… пару недель назад, – пробормотал студент.

– Интересно, куда подевался ее браслет? – вздохнула я. – И почему, забирая часы, Елизавета не сообразила, что украшение-оберег, которое ей подарил муж, родня хронометра?

– Возможно, она потеряла подарок Евгения, – предположил Илья, – не заметила где. А почему не поняла, что браслет близнец часов? Понятия не имею. Есть вопросы, на которые мы ответов из-за смерти Лизы никогда не получим. Надо просто принять – ну, не дошло до нее!

Юра обхватил голову ладонями.

– Отец решил убить мать. Мать решила убить папу. Он решил убить меня.

– Пара уничтожила друг друга. Слава богу, вы живы. Мы поняли, что и как произошло, но почему-то на душе очень гадко, – завершила я разговор.

– Виолочка, – запела Ирина, – у вас получится отличный инстаграм.

Я попыталась изобразить радость.

– О-о-о-о! Замечательно!

– Там уже три тысячи человек! – ликовала Деревянкина. – Нагнали за несколько дней. Вам понравился аккаунт?

Я шмыгнула носом и чихнула. Говорить правду начальнице департамента пиара и рекламы издательства «Элефант» не хотелось. Зачем обижать человека, который пытается хорошо выполнять свою работу? И я соврала:

– Я в полном восторге.

Ирина захлопала в ладоши.

– Мы еще больше людей подтянем! Выведем вас в топ!

На меня напал кашель.

– Виолочка, вы случайно не заболели? – испугалась Ирина. – Глаза красные, сама румяная.

Я чихнула.

– Наверное, мне лучше поехать домой.

– Одну вас не отпущу, – засуетилась Ирина.

– Я прекрасно доберусь сама, – возразила я, чувствуя, как меня покидают последние силы.

– Ой, вы прямо зеленая, – испугалась Деревянкина, – ложитесь скорей на диван.

Я хотела отказаться, но комната завертелась перед глазами, пришлось плюхнуться на софу.

Когда в офисе появились медики, Ирина отвела их в сторону и начала говорить свистящим шепотом. Деревянкина определенно не хотела, чтобы ее слова долетели до меня. Увы, Ирина принадлежит к людям, которые не способны понизить голос до минимума. А у меня слух, как у летучей мыши.

– Это наш лучший автор, – шипела Ирина.

– Лев Толстой? – спросил врач.

– Он мужчина и давно умер, – ответила Деревянкина. – Тараканова детективы пишет.

– Милада Смолякова! – пришла в восторг медсестра. – Мечтаю у нее автограф взять.

– Нет. Арина Виолова, – буркнула Ирина.

– Кулинарные книги пишет? – заинтересовалась женщина.

– Криминальные романы, – процедила глава департамента пиара и рекламы.

– Такое я не читаю, – хмыкнул врач, – и нам фиолетово, кто больная.

Ира быстро сунула что-то в руку доктору.

– Сделайте ей укол снотворного.

– Зачем? – насторожился медик.

Последовал ответ:

– Для инстаграма.

Медсестра захихикала.

– Не понял, – совершенно искренне отреагировал врач.

– Сделаем фото, как вы ее уносите, выбросим в сеть, типа она умерла, – объяснила Ирина, – прикиньте, что в СМИ начнется!

– Трупы в мешки упаковывают, – возразила медсестра, – и их транспортировкой специальная служба занимается.

– О’кей! Сфоткаю, как она на диване лежит, – мигом переделала сценарий Ирина.

– А зачем укол? – впал в недоумение врач. – Попросите бабу, она полежит смирно.

– Она не согласится, – зашипела Ира, – не захочет мертвой прикидываться.

– И правильно, это плохая примета, – высказала свое мнение девушка.

– Ну миленький, – заскулила Ира, – я ж не бесплатно прошу!

– Хорошо, – кивнул мужчина, – а теперь выйдете.

– А фото? – чуть не зарыдала Деревянкина. – Эксклюзив нам необходим! Мы на стадии раскрутки.

– Сначала я осмотрю больную, если пойму, что можно делать укол, тогда и поговорим, – отбил нападение эскулап.

– Да Тараканова здоровее всех коров! – попыталась спорить Ирина.

– Женщина, изыдите! – рявкнул доктор.

Деревянкина исчезла за дверью.

– Не надо мне снотворного, – прошептала я, – давайте заплачу, чтобы вы меня не укололи!

Врач сел на стул.

– Как вас зовут?

– Виола Тараканова, – преодолевая желание заснуть, прошептала я. – Никогда не хотела стать звездой инстаграма. Соцсети мне вообще не нужны. Но издательство решило иначе.

Доктор направил мне в лицо прибор, похожий на пистолет.

– Оля, тридцать девять и два.

– Грипп, – немедленно решила медсестра.

– Простите, сил нет, – прошептала я, – засыпаю.

– Не беспокойтесь, я и не собирался колоть вам снотворное, – как сквозь вату прозвучал баритон медика, – никогда этим не занимаюсь.

– Ой, нет, – как сквозь вату донеслись до меня слова Деревянкиной.

Я на секунду закрыла глаза, а когда открыла их, то почему-то оказалась дома в спальне в пижаме на кровати.

Из столовой донеслись голоса Ильи и Степана:

– Вилка точно спит?

– Без задних лап, – ответил мой муж, – похоже, вирус подцепила или простыла.

– Она бегает в джинсах и кроссовках на босу ногу, – наябедничал Илья.

Меня охватило удивление. Жабенкин у нас дома? Он знаком с Дмитриевым? Как это возможно?

– Жену из «Элефанта» Зарецкий привез, – пояснил Степа, – ей стало плохо в кабинете у пиарщицы, вызвали «Скорую». Начальница отдела рекламы сказала, что доктор жене снотворное уколол.

– Вирус? – встревожился Илья.

– Прививки от гриппа мы сделали, – сказал Степан, – но все равно можно заразу подцепить. Добавь сюда ее желание везде успеть. Комплекс отличницы и перфекционистки в одном флаконе. Один раз в детстве я во дворе с приятелями стою, идет Тараканова, рыдает. Я был ее старше, дружить с малявкой в нашем околотке считалось западло. Но девчушка мне нравилась, храбрая, когда ее бить пытались, отпор давала, моих парней вообще не боялась, пыталась драться с ними на равных. Ну и я над ней шефство взял.

Степа засмеялся.

– Тараканова меня терпеть не могла. Поймаю ее за шиворот: «Слышь, мелочь, рассказывай, кто тебя обидел?» Она меня ногой лягнет: «Отстань, ты бандит, я с урками не дружу. И с тем, кто меня ненавидит, сама справлюсь». Лет ей тогда восемь-девять было.

– Крутая малышка, – засмеялся Жабенкин.

– И не говори! – еще сильней развеселился Степан. – Отчаянно храбрый котенок. Вилка, значит, в слезах топает. Подошел я к ней: «Живо говори, кто тебе чего плохое сделал?» Она в рев: «Мне за контрольную по арифметике поставили пять с минусом».

Я, двоечник, для которого тройка была невозможным успехом, не понял проблему.