Даниэль Пеннак - Плоды страсти

– Тереза? Любовь? Да еще радуется? Не смеши меня!

Лауна восприняла всю историю как само собой разумеющуюся: возвращение Терезы на следующий день после свадьбы, охваченный огнем автоприцеп, появление теплой траурной урны, внезапное воскрешение, все это было очень похоже на Терезу – никаких проблем, все в норме. Превращение добропорядочного Мари-Кольбера в подпольного торговца оружием также ее не удивило, его трагическая смерть и арест Терезы несли на себе печать проклятия семейства Малоссенов – просто один эпизод среди прочих в семейной саге, это не та причина, чтобы задыхаться от возмущения в телефонную трубку. Но Тереза в койке с мужиком, нет уж, ни за что в это не поверю.

– Боже мой, Лауна, да ведь она сама сказала об этом полиции! Ты же знаешь, что она никогда не лжет.

– Возможно, она тем самым дает понять, что есть другая правда.

– Единственная запасная правда – это убийство Мари-Кольбера. Лауна, ты представляешь Терезу, сбрасывающую Мари-Кольбера через перила в лестничный пролет?

– Тереза – непредсказуемый человек, Бенжамен.

– Спасибо, ты мне очень помогла.

Последовало то долгое молчание, когда каждый копается в своей душе.

– И потом, поди-ка узнай, что Тереза подразумевает под выражением «заниматься любовью», – произнесла наконец Лауна. – Ты же ее знаешь: как только речь заходит о серьезных делах, она сразу начинает грешить метафорой.

Что верно, то верно. Слишком верно. И из-за этого круг расследования лишь расширялся.

– Мне очень жаль, Бен… Я действительно не могу тебе помочь. Тебе хорошо известно, что Тереза никогда не доверяла мне свои секреты. Тебе, кстати, тоже.

Такие упреки обычно слышишь от Лауны, когда она устала или в ссоре со своим мужем, и если уж заведется, то остановить ее невозможно.

– Ладно, Лауна, я вешаю трубку, извини, что потревожил, у тебя, должно быть, работы по горло…

– Послушай меня минуту, прежде чем вешать трубку.

Из этих семейных передряг не так уж легко выбраться. Стоит только начать, как тебя вмиг затянет. Я присел на стул, чтобы удобнее было слушать стенания Лауны:

– Слушаю тебя.

– Прекрасно, наверное, в первый раз ты выслушаешь меня до конца!

Не знаю, по какой причине, но Лауна почему-то всегда чувствовала себя обделенной семейной любовью, и это чувство сильно мешало ей в браке, сказываясь на отношениях с ее мужем Лораном.

– Впрочем, в этой семье никто никому и никогда не поверял свои тайны. Тем более тебе, Бенжамен. Ты всегда занят, тебя никогда нет, даже если ты рядом. Мы всегда решали проблемы, как могли: Клара – со своим фотоаппаратом, Тереза – со своими звездами, мама – со своими любовниками, Малыш – со своими кошмарами, Жереми – со своими приступами ярости, а я…

Только не задирать охваченную маразматическим припадком Лауну, только не нервничать.

– Лауна…

– Знаю-знаю, сейчас не самый подходящий момент для нытья, знаю!

– Я не это хотел сказать.

– Ну и прекрасно, я вовсе не ною. Я просто хотела дать тебе один совет.

Поток слез. Молчание. Всхлипывание. Глотание слез. Наконец:

– Бенжамен, единственный человек, который может тебе помочь, это Тео. Мы всегда, с самого детства, доверяли Тео свои секреты. Тео всегда умел нас выслушивать, он всегда был с нами, даже если физически не находился рядом. Теперь я могу тебе сказать: когда ты запрещал нам гулять по вечерам, а мы все же сбегали из дому, то всегда предупреждали Тео, куда идем, на тот весьма невероятный случай, если ты вдруг станешь беспокоиться. Кстати, вспомни сам, к кому Тереза пошла советоваться, когда встретила на своем пути Мари-Кольбера? К тебе? К кому первому она пошла? К тебе?

Нет, Тео, не может быть, да, точно: Тео. «Я старая тетка, которой все можно говорить и которая ни о чем не проболтается». Конечно же, Тео! Как же я сам раньше не догадался? Если Тереза и переспала с кем-то другим, кроме Мари-Кольбера, то Тео должен быть в курсе, разумеется, Тео знает, с кем она это сделала!

Я тихонечко положил трубку, вначале заверив Лауну в моей искренней любви и в ее поразительной гениальности: ты просто гений, Лауна, Тео, безусловно, Тео. И я поскакал к метро, крикнув своим, что бегу к Тео, что если кто-нибудь «будет меня спрашивать», то я буду у Тео, у моего старого приятеля Тео, который все эти годы, что я жопу рвал, чтобы у моих шальных соплеменников совсем крыша не поехала, прикрывал их выходки разговорами о терпимости; я спешу к любезнейшему дядюшке Тео, который соткал себе ореол понятливого дяди, в то время как я приобрел репутацию брата-тирана, к Тео, который все схватывал с полуслова, в то время как я ничего не понимал, – дядюшка Тео, такой «весь внимание», такой «всегда рядом» по сравнению с бесчувственным к замкнутым старшим братцем, такой проницательный дядя Тео, подумать только, он дал свое благословение на брак Терезы, опередив всех в семье, да у него просто гигантский дар ясновидения, раз он бросил Терезу в койку к подпольному торговцу оружием, да он до такой степени проницательный, что послал Терезу рожать детей к аппарату по выдаче презервативов! И если все так и есть, то дядюшка Тео уж наверняка в курсе того, что произошло дальше; я просто сгораю от нетерпения узнать продолжение, узнать, кто же стал вторым мужем Терезы, кто же этот ударник супружеского труда, этот гениальный экспресс-утешитель разбитых сердец…

Я выскочил на станции Рамбюто, по диагонали перебежал через Бобур – Джулиус, высунув язык, летел за мной, стараясь не отставать ни на шаг, – вбежал в подъезд дома номер три по улице Урс, взлетел, перескакивая через ступеньки, на этаж, где жил Тео, и стал что есть мочи колотить в дверь, пока та наконец не открылась.

И когда она открылась, я схватил Тео за плечи, прижал его к стене и заорал ему в ухо фразу, которую твердил про себя все то время, пока ехал в метро:

– Где тот сучий козел, что трахал Терезу прошлой ночью, а теперь спокойно наблюдает, как она гниет в тюряге?

Однако Тео был явно не в том состоянии, чтобы отвечать на мои вопросы. Мы с Джулиусом даже немного испугались за него. Бледный и худой Тео едва стоял на ногах: тело трясется, глаза впали, весь какой-то угловатый, ну прямо Тереза до ее перевоплощения. Он казался настолько ослабевшим, что я готов был бежать за «скорой помощью». Отпустив его, я спросил:

– Тео, с тобой все в порядке?

Он сполз по стене, даже не удосужась взглянуть на меня. Он, мне кажется, вообще не соображал, кто я такой. Я поднял его на ноги и, прислонив к дверному косяку, направился в глубь квартиры, Джулиус затрусил у моих ног, не решаясь вырваться вперед. И тут до нас долетел чей-то голос:

– Кто это, зайчик мой?

Голос был не в лучшем состоянии, чем Тео… Последний вздох, словом, а не голос. Я осмотрелся вокруг, но ничего не увидел. Мало того что жалюзи были опущены, занавески на окнах также были задернуты. Закрытые ставни усугубляли темноту, и мне почему-то вдруг в голову пришла идиотская мысль, что, наверное, минула уже целая вечность с тех пор, как в этой комнате начала накапливаться ночь. И именно в ту минуту меня поразил стоявший в комнате запах. Удушающий мускусный запах, из которого, казалось, была соткана эта ночь. И дело даже не в том, что в спальне стояла такая темень, что хоть глаз выколи, а в том, что в ней невозможно было дышать. Или, точнее сказать, воздух, который я вдыхал, уже столь долго вдыхался другими до того, как я ворвался в квартиру, что я буквально задыхался в чужой для меня интимной обстановке… словно брошенный на самое дно непонятно чьей утробы!