Нина Стожкова - Санаторий имени Ленина [publisher: SelfPub]

Кристинка в тот вечер здорово накидалась виски с очередным клиентом. Когда мужчина уехал, девушку словно прорвало.

– Уроды! М@даки! Достали! Нам платят копейки, а сами мешки «бабла» имеют! За рабынь нас держат! Куда Анжелку дели, когда она отравить вас пригрозила? Завтра же пойду к ментам, всех сдам с потрохами!

Марго вспомнила, как один из охранников вначале молча слушал Кристинкины вопли, но потом глаза его стали медленно наливаться кровью.

– Заткнись, сука! – тихо сказал он.

– Ты мне рот не заткнешь! – завопила девушка. – Иди-иди, лизни ж@пу своим хозяевам! Чем они меня здесь удержат? Копейками ихними, что ли? Да я в Москве с любым богатым папиком могу замутить так, что никому здесь и не снилось! Да хотя бы и с иностранцем! А вашу гребанную лавочку, это гнездо крысиное, давно пора разогнать к чертям! Хорошо было бы кое-кому в Москве ж@пу поджарить!

– Я кому сказал, заткнись, сука рыжая! – прошипел охранник.

– Тоже мне, напугал, придурок! Тебя с Коляном только и держат здесь, чтобы на нас наезжать и кулаками махать. Ты больше ни на что не способен, крысеныш! У тебя вообще на баб не стоит! Ты здесь как евнух в гареме!

Охранник подскочил к девушке и несколько раз ударил ее головой о стену.

Маргарита, оцепенев, увидела, как сползло по стенке на пол обмякшее тело Кристины и упала со звоном на пол ее маленькая золотая сережка.

– Ну, кто хочет следом за ней? – спросил охранник тихо. – Не она первая, не она последняя… Так будет с каждой, кто берега попутает. Все, спектакль окончен. Расходимся. Кто не будет держать рот на замке, последует за ней. Тебя, Марго, это в особенности касается…

Марго зябко поежилась под одеялом, встала и пошла на кухню выпить лекарство.

– Мам, ты чего? – сонно спросил Митяй.

– Спи, сынок, маме плохой сон приснился, – сказала она ему ласково, как в детстве. За окном висела полная луна, похожая на медный таз для варки варенья.

В доперестроечные времена ответственные комсомольские работники жили намного лучше рядовых советских людей, однако их достаток в сравнении с капиталом даже среднего европейского буржуа выглядел просто смешным. Комсомольские функционеры на исходе советского времени частенько ездили за границу руководителями молодежных делегаций. В «странах капиталистического лагеря» они постоянно испытывали «культурный шок» – и от комфортных бытовых условий, и от изобилия товаров в «обществе потребления», как у нас называли в те годы Запад. Это почти «людоедское», по прежним идеологическим установкам, общество, комсомольские комиссары громили с высоких трибун при всяком удобном случае и одновременно с удовольствием покупали за границей качественные и модные товары. Не удивительно, что комсомольская номенклатура в те годы поголовно исповедовала двойную мораль. В наши дни показным ура-патриотам проще: многие из них имеют двойное гражданство и недвижимость за рубежом и об этом не парятся. У поздней советской элиты никакой недвижимости на Западе, разумеется, не было. Однако, проповедуя с трибун работу на благо рабочих и крестьян, они втайне мечтали о несбыточном – когда-нибудь переселиться на уютные улочки старой Праги, в модные кварталы Лондона или на бульвары Парижа. Комсомольской номенклатуре, разумеется, было обидно, что, по западным меркам, они жили довольно скромно. С середины восьмидесятых вся эта уравниловка и бесполезная говорильня постепенно начали надоедать даже самым упертым партийным функционерам. Лине довелось в ранней молодости не раз бывать на летних дачах «ответственных работников» ЦК КПСС. Она не раз удивлялась, почему обычные деревянные домики с туалетами во дворе спрятаны за высоким забором. Может, потому, что на территории дачного закрытого поселка продавался продуктовый советский "дефицит" – сырки "Виола", сырокопченая колбаса и ананасовый компот в железных банках? Одним словом, все, что вскоре появилось в обычных российских продуктовых магазинах. Однако в то время эти вредные, по мнению нынешних диетологов, продукты были вожделенной мечтой обычных советских людей, потому что продуктовые магазины были пусты. Жильцов корпоративного дачного поселка огорчало лишь одно: если их вдруг лишат номенклатурной должности, даже эти жалкие домики и продуктовый ларек за забором отнимут. В советское время невозможно было передать партийную недвижимость ни детям, ни внукам, хоть ты сгори на работе. Скромные деревянные дачки принадлежали государству и выдавались ответственным работникам среднего уровня лишь на время работы в закрытых корпорациях – ЦК КПСС или ЦК ВЛКСМ. Подобная «коллективная собственность» к девяностым двадцатого партийных и комсомольских функционеров окончательно «достала». Хотелось большего, намного большего…

Внезапно все изменилось. У самых активных комсомольских функционеров словно открылись «рыночные чакры». Одним из наиболее способных комсомольских предпринимателей оказался Петр Воронов. В девяностые с ним, избранным первым секретарем Герценовского райкома комсомола, случились удивительные перемены. Словно сметливый Иванушка сиганул в кипящий котел и стал настоящим царевичем, получив в награду за риск и царицу, и капитал, и все бонусы, что к нему прилагались.

В сонную брежневскую эпоху Воронов олицетворял собой все то, что Лина и ее друзья, молодые творческие работники, презирали всей душой. С трибуны райкома ВЛКСМ он обращался к молодежи с казенными, насквозь фальшивыми лозунгами, в которые сам ни на секунду не верил. Даже летом первый секретарь комсомольского райкома одевался в темные костюмы с белыми рубашками и строгими галстуками. По большому счету, Петр Воронов уже тогда заботился лишь о своей карьере и о собственных номенклатурных благах, однако в глазах рядовых комсомольцев хотел выглядеть прогрессивным и даже смелым. С высокой трибуны Воронов никогда не забывал подчеркнуть, что вверенный ему район разительно не похож на другие столичные регионы. В Герценовском «околотке» было много театров, творческих институтов, редакций газет и журналов, в которых трудилась талантливая молодежь, склонная к творческим экспериментам. Горячие молодые головы необходимо было не только поддерживать в их творческих поисках, но, главное, удерживать в строгих идеологических рамках. Такой человек, как Воронов, был в «центровом» райкоме ВЛКСМ просто необходим.

Лина неожиданно вспомнила, как Воронов громил с трибуны районной комсомольской конференции модный тогда ансамбль «АББА»:

– Вы только вслушайтесь, о чем они поют! – грохотал в зале Дома кино голос первого секретаря Герценовского райкома. – «Мани-мани» – это ведь деньги! Вот, что главное там у них «под солнцем, в мире богачей»! Нет, господа! У нас другие идеалы и совсем другие песни. "Любовь, комсомол и весна!" – вот то, о чем мы пели, поем и будем петь всегда!