Дороти Кэннелл - Сплошной обман

— Милая собачка…

Невероятно! Существо тотчас опрокинулось на пол и прикинулось хладным трупом. Теперь понятно, откуда на персидском ковре столько складок!

— Хорошая девочка! Милая моя крошка, — мурлыкала тем временем Примула, любовно взирая на это собакообразное чудовище. — Минерва, будь так любезна сесть и подать нашей дорогой гостье лапку. Вот так, красавица моя.

Я боязливо ответила на дружеский жест Минервы, стараясь не обращать внимания на голодный блеск в желтых глазах, когда "красавица" обнюхивала мою руку.

— А это наша Минни, мисс… — пробормотала Примула. — Ой, как неловко с моей стороны. Можно ли надеяться, дитя мое, что ты уже чувствуешь первые признаки выздоровления?

Щекотливый вопрос. Если мое состояние будет совершенно безнадежным, сестры Трамвелл могут решить, что усилий некоей Мод Крампет окажется Недостаточно. С другой стороны, если плохо сыграю свою роль, то не достигну цели. Поднеся руку ко лбу, я опечаленно прошептала:

— Странно, когда собака ворвалась в холл, появилось воспоминание, будто кто–то пытался причинить мне вред, но потом все пропало. Все в полном…

— …тумане, — закончила Примула, понимающе кивнув.

Бросив сумку и шаль в кресло поверх груды грелок, она уже собиралась проследовать в другой конец холла, когда дверь вновь отворилась и на пороге материализовалась мисс Трамвелл номер два. Сегодня на ней был оранжевый вязаный кардиган, который обвис в плечах и распустился по краям. Пронзительная расцветка кофты подчеркивала желтоватый цвет кожи и делала черные волосы не просто подозрительными, а откровенно бесчестными. И как это я не заметила в кафе этого затуманенного взгляда из–под полуопущенных ресниц?

— Примула, дорогая, чай остывает. Ты знаешь, как я не люблю… — Увидев меня, Гиацинта осеклась. — Добрый день. — Тяжелые веки почти совсем закрылись. — Наверное, это вы заходили на днях за пожертвованиями в фонд незастрахованных автомобилистов? И дворецкий, конечно, сказал вам, что мы попрошайкам не подаем. Примула, нельзя быть такой мягкосердечной.

— Гиацинта, ты ошибаешься! — Примула легонько подтолкнула меня вперед и восторженно выдохнула: — Произошло нечто ужасное! Какой–то хулиган напал на эту бедную девушку на Тропе Аббатов. Какое–то ничтожество в безобразной кожаной куртке с нелепым шейным платком. Ах да! Я уверена, что он был хромой и с огромным шрамом через все лицо… Настоящий изверг! Какое счастье, что память меня пока не подводит. Дорогая, какое ужасное, ужасное бездушие! Но самое жуткое, Гиацинта, состоит в том, что бедняжечка от испуга совершенно потеряла память. Несчастное дитя не помнит, кто она, откуда и кто этот мерзавец.

— Так, значит, она не за деньгами пришла? — В голосе Гиацинты слышалось невыразимое облегчение. — Это так раздражает, когда в дверь стучатся посторонние, тем более если… — тут сестры обменялись многозначительными взглядами, — если знаешь, чьи проблемы не позволяют нам держать под рукой карманные деньги.

Мы с красоткой Минни навострили уши, надеясь услышать подробности о том, кто мешает держать под рукой карманные деньги. Но, увы, нам не повезло! Сестрицы не собирались распинаться о своих секретах.

Гостиная, куда провела нас Гиацинта, поражала своими размерами не меньше, чем холл. На стенах вплотную друг к другу висели картины. Середину дубового пола занимал выцветший от времени ковер, по обе стороны которого несли вахту два изрядно продавленных дивана, обитые розово–зеленым ситцем. Перед массивным камином валялось скомканное лоскутное одеяльце, которое немедленно оккупировала Минерва, предоставив нам счастливую возможность лицезреть ее несравненный профиль. На низеньком ореховом столике, примостившемся между диванами, стояли чайные приборы. Изящно изогнутые носик и ручка серебряного чайничка кокетливо выглядывали из–под полосатого чехольчика. Фарфоровая вазочка для печенья, заваленная крошками неясного происхождения, стояла рядом с молочником в синюю полоску, такой же сахарницей и тремя разномастными чайными парами.

Гиацинта жестом пригласила меня сесть на диван, обращенный к французскому окну, откуда открывался вид на чудесный сад позади дома. Я замешкалась, не в силах оторвать глаз от посуды.

— Простите, я, наверное, помешала. Похоже, вы ждали гостей.

Примула тут же все поняла. Она разразилась своим очаровательным мелодичным смехом.

— Милое дитя, не сочти нас выжившими из ума старухами, но Минни всегда составляет нам компанию за чаем. Она лакомится вон из той чашки, с короной королевы Виктории. Это позволяет нашей девочке чувствовать свою значительность. Но я уверена, что по своей доброте и бескорыстию она уступит тебе свое место.

— Пожалуйста, не надо! — вскричала я. На этот раз не было нужды имитировать предобморочное состояние. — Мне кажется, милая Минерва вовсе не в восторге от этой идеи!

— Боюсь, вы правы… — Примула укоризненно погрозила пальчиком лохматой глыбе, сверлившей меня желтыми глазами–блюдцами. — Вся беда в том, мисс Минерва, что ты у нас единственная собака, а потому не научилась делиться с друзьями. Я вызову Страша и велю принести свежего чаю.

Сказано — сделано, но сколько Примула ни дергала за шнурок, никакого эффекта, торопливых шагов я не услышала. Жаль, мне не терпелось увидеть дворецкого со столь необычным именем. Страш… Гм-м, может, он и в самом деле не столько дворецкий, сколько страж? Не дождавшись отклика, Примула отправилась на поиски слуги.

Схватив первую попавшуюся чашку и шваркнув ее на первое попавшееся блюдце, Гиацинта наклонила чайничек, и из носика потекла чуть теплая струйка.

— Тебе надо подкрепиться, — объявила она, — а потом мы обсудим твое положение. Вот молоко, вот сахар.

Я открыла рот и тут же захлопнула его, не решившись возразить. Губы Гиацинты, оранжевые, под цвет платья, сложились в полуулыбку.

— Прости. Как насчет молока без сахара?

Я скорее бы яду выпила, чем положила в чай сахар.

— Спасибо. — Я облегченно вздохнула, когда вернулась Примула.

— Странно, — задумчиво сказала она. — Страша нигде нет, а у Шанталь сегодня выходной. — Она посмотрела на меня. — Это наша горничная, цыганка. Шанталь — настоящий клад, но сегодня она отправилась на прогулку. Цыгане не любят подолгу засиживаться в четырех стенах, так что мы согласились на два выходных в неделю. Кроме того, медсестра Крампет предупредила, что суровое обращение с цыганкой недопустимо, если не сказать опасно. Кстати, Гиацинта, мальчонка нашей медсестры, Берти, тоже был на Тропе Аббатов. Я послала его за матерью.

— Превосходно! — одобрила сестра. — К счастью, мальчишки умеют быть вездесущими. Жаль, нельзя того же сказать о дворецких. Чу, я его слышу. — Огромные серьги Гиацинты покачивались в ее ушах, словно ожившие древнеегипетские мумии.