Александр Сидоров - Урки и мурки играют в жмурки. Отвязный детектив

— ВЫЙДЕМ НА УЛИЦУ, ЕЛЕНА ВЛАДИМИРОВНА, — предложил Алёнушке московский гость с австрийской «пушкой». — Ну что, вроде бы всё прошло, как надо?

— Один раз стало не по себе, — призналась Алёнушка, выбравшись на белый свет из ангара и глотнув относительно свежего воздуха. — Когда Аркаша и Миша нос к носу встретились. Каждую секунду ожидала, что Драбкин ляпнет про разговор по мобильнику и про то, как я ему Шашеля с Салфеткиным сдала.

— Вам же объяснили, Елена Владимировна: на этот случай у нас снайперы имеются, — подивился москвич наивности Алёнушки. — Положили бы их всех с чистым сердцем. Нет, вру: Аркаша Деловой нам живьём нужен. Там ещё не все концы связаны. Нам его партнёры по чемоданному бизнесу очень интересны.

— Да, а что с кейсом? — поинтересовалась Алёнушка. — Если не секрет…

— Чемоданчик мы ещё вечером у Миронова изъяли. То есть не у самого профессора. Он его, оказывается, передал знакомому — завкафедрой химии и биологии. Хорошо, что у того времени не было ковыряться. Сунул кейс в шкаф на выходные. Миронова мы, понятно, подменили своим человеком, так что не только за вас пришлось поволноваться.

— Что же теперь с нами будет? — грустно спросила Алёнушка.

— Вы имеете в виду себя и брата?

— Вот именно.

— Решим что-нибудь, — пожал плечами стриженый парень. — Наворотили вы, конечно, лет минимум на пять. Но помощь следствию, раскаяние, то да сё… Короче, там, — стриженый дёрнул носом вверх, — там решили вас не трогать. Вернее, не сажать. Шеф к Алисе очень расположен. А у неё с вашим братцем роман. Крепкая семья — хороший вариант для агентурной работы. Если ваш Ваня, конечно, согласится. Но что-то мне подсказывает: возражать он не станет.

— А со мною как? — взглянула Алёнушка в упор на весёлого хлопца.

— Обидно менять такие сапоги на кирзовые, — указал глазами хлопец на Алёнушкины змеиные ботфорты. — Правда?

— Правда, — согласилась девица.

— Значит, и с вами поладим, — хохотнул чекист. — Вы ведь не против наладить с нами отношения?

— А что, у меня есть выбор? — поинтересовалась Алёнушка.

— Есть, — подтвердил столичный «феликс». — Но в вашем случае он очень хреновый. Пардон муа за выражение. С Мао не хотите поболтать на прощание?

— Не хочу, — ответила девица и подняла песцовый воротник. — Что я ему скажу?

Она отвернулась от собеседника и впервые за долгие годы тихо всхлипнула. Губы её задрожали. Возможно, кому-то покажется странным, но Алёнушка любила председателя Мао. По-своему, конечно — не страстно, не по-женски, не как любовника. Страсти она давно не испытывала ни к одному мужчине. И вряд ли уже была способна испытать после абстракционистской эротики Сёмы Шпигаля. Хотя, казалось бы, что такого произошло у Сёмы? Свободная любовь, весёлые кувыркания вчетвером. Подумаешь, насилие! Зато приятное… Однако у Лены Шпигаль на этот счёт было совсем другое мнение. При одном воспоминании о втором муже её начинало выворачивать.

Михаил Ёсункунович подобрал Алёнушку почти на панели. Во всяком случае, в Москву она приехала в полубреду и с неясными для себя самой намерениями. При её внешних данных и таких побудительных мотивах большинство дорог упиралось в дом под красным фонарём.

Мао подвернулся как нельзя вовремя. Он ничего не просил, не домогался, не намекал. Он просто любовался, восхищался со стороны и был всегда под рукой. Странный союз, право слово, странный. Так продолжалось больше года. Алёнушка постепенно привыкла к Мише, как к любимому плюшевому медвежонку. Он был смешной, суетливый, добрый (к ней, разумеется), всегда трепетно заглядывал ей в глаза, пытаясь угадать, чего захочется подруге в следующее мгновение. В конце концов Алёнушка положила однажды любимого мишутку к себе в постель…

Всё покатилось как-то само собой. Она относилась к пухленькому корейцу, как к милой игрушке. Потом Миша научил Алёнушку играть в солдатики (которые всегда были под рукой в виде стриженых крутолобых «бойцов») и сам наряжал её, как куклу Барби. В общем, потекла понарошечная игрушечная жизнь. Лишь однажды наметилось что-то вроде разлада, когда Мао узнал, что Алёнушка прервала беременность. Но ведь, согласитесь, это уже чересчур: рожать косолапых мохнатиков… Такие игры сродни извращению и до добра не доводят.

И вот недавно на смену игрушечной жизни пришла взрослая, где пришлось выбирать между Винни Пухом и братом Ваней. Карета превратилась в тыкву, форейторы — в мышей, а Алёнушка — в Елену Владимировну. Прощай, мой косенький Мишутка…

— А что будет с Михаилом Ёсункуновичем? — вытерев слёзы, обернулась она к стриженому.

— На этом чудеса кончаются, — строго ответил тот. — Кого-то надо отправлять и на жертвенный алтарь. Как говорится, совершить катакомбу.

— Гекатомбу, — поправил подошедший Костя Костанов. — Жертвоприношение в Древней Греции. В дар богам забивали сто быков.

— Чего-чего, а быков у нас достаточно, — заверил москвич. — И забить — не проблема.

Он снова повернулся к Алёнушке:

— Ну что, Елена Владимировна, свою роль вы исполнили. Гонорара не обещаю, но встречу с братом гарантирую. Видите седовласого товарища в чёрном берете, изображавшего профессора Миронова? Это подполковник Саевич. Подождите меня рядом с ним. Он известный дамский угодник. Я скоро к вам присоединюсь.

— А можно присоединиться к вашей компании ещё и неизвестному дамскому угоднику? — поинтересовался Костя Костанов, когда Алёнушка Шпигаль отошла.

— Обязательно присоединитесь, Константин Константинович, — заверил следователя парнишка. — Дело закрыто, но поработать нам с вами над ним ещё придётся.

— А нельзя заодно ещё несколько дел прикрыть? — попросил Костя. — У меня три штуки на контроле. Сроки на нуле.

— Сам не безгрешен, — признался хлопец с «глоком». — Ну, так как? За работу?

— Пропал выходной, — вздохнул Костя, наблюдая, как из ангара длинной вереницей в сопровождении сурового конвоя выползают участники пёстрого карнавала.

— И не один, — подтвердил чекист.

— А без меня никак нельзя обойтись? — жалобно заскулил Костя. — Это же ваша епархия, мне чужих орденов не надо.

— Костя, не болтайте ерундой, — прервал стенания следака стриженый. — Ты лучше скажи: у тебя как, есть?

— У меня всегда есть, — отрапортовал Костя, доставая плоскую флягу.

— Виктором меня зовут, — представился москвич, прикладываясь к горлышку. — Хороший коньяк.

— Это арманьяк, — уточнил следователь. — Но они всё равно не оценят.

— Кто? — не понял Виктор. Но, поглядев в направлении, указанном Костей, добавил: — Вопрос снимается.

Стремительной походкой к ним приближались Степцов, Арбузов и Жора с яйцами.