Нина Стожкова - Танго со смертью

В столице Омар Омарычу поначалу было трудно привыкнуть к тому, что частенько на улице, в разных муниципальных конторах и в магазинах прохожие и посетители обзывали его то «гастарбайтером», то «чуркой», то «черным», то «понаехавшим». И это его, молодого врача, который учился восемь лет, спал по четыре часа в сутки и запретил себе до тридцати даже думать о создании семьи! И это в любимой Москве, в городе самых смелых надежд и чаяний, куда он так стремился с детства! Все это было больно и обидно, тем более, что его большая семья и его фамилия были не последними в Киргизии.

В общем, приехав в Москву, Омар Омарыч быстро понял, что в столице его прежние стартовые возможности и связи его большого клана не работают. Пришлось обнулить амбиции и «завоевывать столицу» без бонусов и стартовых очков.

Попасть в знаменитую столичную клинику после медицинского вуза в Бишкеке было нереально. Пришлось поработать врачом на «Скорой», получить кучу дипломов и сертификатов, а также паспорт гражданина России, чтобы в итоге стать своим в этом неласковом и жестоком к «понаехавшим» городе. Попав в Москву, Омар Омарыч понял: чтобы состояться в столице, ему придется лечить пациентов в два, а то и в три раза лучше, чем те молодые выскочки, которые то и дело выпячивали свое столичное происхождение. Его голова и его руки должны были работать безупречно, чтобы коллеги и начальство наконец смирились с тем, что молодой способный доктор иногда делает ошибки в неродном языке, с тем, что он вырос в другой культуре, что у него другие бытовые привычки, даже пищевые пристрастия не совпадают с коренными москвичами. В общем, путь к успеху у Омара Омарыча был один — ежедневно спасать жизни пациентов и делать это лучше, чем местные снобы — столичные потомственные доктора.

В итоге вся его жизнь подчинилась работе в клинике. Омар Омарыч к тридцати годам, как и планировал, женился на симпатичной киргизской девушке, которая родила ему очаровательную дочку Мадину. Семья была счастлива. Родные всерьез боялись, что их Омарчик свихнулся на работе и уже никогда не женится. Доктор Омаров тоже впервые почувствовал себя счастливым и защищенным от агрессивного мира огромного мегаполиса за окном. Клан Омаровых оберегал его от столичных бурь всей историей рода, а теперь — и рода его жены. Их молодая семья вместе с семьей сестры жены снимала маленькую «двушку» на востоке Москвы, и дорога в клинику отнимала каждый день больше часа. Омар Омарыч частенько думал, что он счастливо женился на киргизской девушке, не соблазнившись прелестями симпатичных русских медсестер и молодых докторш. Ни одна русская жена не выдержала бы отсутствия мужа дома с раннего утра и до позднего вечера при скромной зарплате врача, а его Амина сердцем чувствовала, что муж не будет до конца счастлив, пока не начнет сам оперировать. И терпеливо ждала его до позднего вечера, как настоящая восточная женщина. Впрочем, Омару Омарычу было не до абстрактных раздумий. После работы оставалось лишь время не спеша поужинать, поиграть с дочкой перед сном и проконсультировать по телефону парочку свежих пациентов. И все же Омар Омарыч был доволен судьбой. Ему не надо было задумываться о смысле жизни, потому что спасение людей и было этим главным смыслом.

В отделение неотложной хирургии Омар Омарыч приезжал за полчаса до официального начала смены. Ему требовалось немного времени, чтобы после долгой дороги в переполненном транспорте переключиться на работу в клинике. Переодевшись и выпив зеленого чая, доктор с головой погружался в работу, стараясь отодвинуть до конца смены все лишнее и незначительное. Однако в последние дни Омар Омарыч размышлял не только о пациентах и о новых технологиях в кардиохирургии. В клинике определенно творилось что-то странное. Доктор зорким взглядом потомка кочевников подмечал все несуразности, и понимал, что странностей и нестыковок с каждым днем становится все больше.

— Слушай меня внимательно, Башмачков, — объявила Лина приятелю, вернувшись в палату из перевязочной. — Надеюсь, эта мымра до сих пор не прикончила Бармина тем или иным способом. А если он жив, рыжая ведьма вряд ли прячет его в одном из отделений клиники. Слишком велика опасность, что старика рано или поздно обнаружат.

— Ты можешь наконец четко объяснить, зачем ей вообще сдался этот старый перец? — поинтересовался Башмачков.

— Догадайся с трех раз! Богатый мужчина — во все времена отличная приманка для авантюристок всех мастей. Вероятно, рыжая врачиха где-то пронюхала о том, что наш знакомец довольно состоятельный пенсионер, к тому же, вдовец, и решила прибрать его к рукам. Как? Вот это хорошо бы узнать. Правда, я пока еще не в состоянии пускаться в розыск, так что возьмем небольшую паузу. Кстати сказать, меня на днях выписывают. Надеюсь, ты поможешь мне дотащить до такси мои сумки и добраться домой?

— Яволь! — откозырял Башмачков и попросил Лину полностью на него положиться.

«Скорей бы домой», — подумала она, — здесь от скуки мухи дохнут…

Слово «муха» опять показалось ей знакомым и почему-то вселило в сердце непонятную тревогу. Муха…

«Да ладно тебе, Муха… Не парься, Муха», — эти фразы внезапно вспыхнули в голове Лины, как лампочки, и одновременно в душе зародился и стал стремительно расти сгусток темной тревоги. Он рос и рос, пока наконец не уперся в диафрагму, и Лина почувствовала, что ей стало трудно дышать, а руки сделались влажными. Лина незаметно вытерла их о пододеяльник и тут же в растерянности опустилась на высокую больничную койку. Через секунду она вскочила.

— Реанимация! — истошно завопила Лина.

— Линок! Тебе плохо! — Башмачков уже попрощался с Линой и закрыл за собой дверь, но тут же вернулся. Ее крик достал писателя уже в коридоре, и Башмачков ворвался в палату с паническим выражением лица.

— Сейчас-сейчас, Линок, ты только не волнуйся. Я с тобой. Держись! Побегу позову кого-нибудь.

— Спокойно, Башмачков, никого звать не надо. — Лина перешла почти на шепот. — Муха! Я только что вспомнила, кто такая Муха.

— Кто-кто? — не понял Башмачков. — Ты бредишь? Откуда в этом стерильном отделении муха? Наверное, у тебя опять поднялась температура. Держись, старушка, я сейчас позову медсестру.

— Замри, Башмачков, никуда не ходи, не перебивай и слушай, — велела Лина и, волнуясь, запинаясь и слегка путаясь, рассказала Башмачкову о беседе Мухи и Костяна в реанимации.

— Я вспомнила! Эта рыжая мымра тогда о нашем Бармине Костяну во всех подробностях рассказывала! Типа есть один богатеньких старик, чего зря пропадает. Я сопоставила факты и поняла: других богатеньких старичков у нас в отделении не было. Въезжаешь, Башмачков?