Дарья Донцова - Вредная волшебная палочка [litres]

– О боже!

– Блогокакер, – расхохоталась Мила.

– Госпожа Виноградова, – простонала Монтини, – вы нас спасли. Не знаю, как вас и благодарить. Сия посетительница плохо воспитанная, весьма неумная особа, но если у нее полмиллиона подписчиков, то…

– Пятнадцать, – перебил Монтини Леон, глядя в свой телефон.

– Пятнадцать тысяч вроде не так много, но они могут подхватить негативную информацию и разнести ее дальше, – вздохнула Мила. – Раньше этим занимались шантажисты: заплати мне, и я промолчу о твоей тайне. А теперь появилась особая порода людей – блогокакеры. Не путать с нормальными блогерами, которые пишут о путешествиях, музеях, рассказывают о кафе-ресторанах. Как отличить блогокакера от блогера? Первый сообщает: «В трактире повсюду тараканы, унитаз выпущен в тысяча первом году, сам видел дату на «фарфоровом друге». Еда так себе». А блогер подробно опишет меню и в одном предложении заметит: «К числу недостатков можно отнести отсутствие качественного ремонта в санузлах». Все. Точка. Блогокакер делает грубые грамматические ошибки, блогер пишет грамотно. Первый или беспощадно критикует, или безмерно хвалит, он или мстит за то, что не получил денег, или отрабатывает бакшиш, а блогер без истеричных крайностей спокойно описывает обстановку.

– Не тысяч, – остановил Милану Леон.

– О чем вы? – не поняла Виноградова.

– У блогокакерши, которая только что ушла, нет тысяч подписчиков, их всего пятнадцать. Человек. Особей. Личностей, – объяснил стажер. – Десять и пять.

Мила расхохоталась. Монтини застонала.

– Мне нужен покой на полчасика! Простите. У меня мигрень!

– А мы со Степой сбегаем кофейку попить, – обрадовалась Мила.

– Я с вами, – попытался навязаться нам Леон.

– Никогда, – отрезала Виноградова.

Художник, он же ученик стилиста, горестно вздохнул, но промолчал.

– Где ты нашла сей зоопарк? – поинтересовалась я, когда мы с подругой устроились в пустом ресторанчике.

– В багажнике у меня целый мешок такой ерунды, – защебетала Мила, взяв меню. – Алешке когда-то надарили, так я большую часть спрятала. Не может ребенок одновременно пять музыкальных обезьянок заводить. А сейчас он подрос, ему шесть лет, у нас теперь «Лего» – мечта и радость. Я собрала все совсем новое, решила отвезти в центр, который одна знакомая открыла. Там с радостью все возьмут, он для детей из малообеспеченных семей. Дом разбираю.

– Решили продать особняк? – полюбопытствовала я.

– Да нет, – возразила Виноградова, – там хочет Анжелика поселиться, мамаша Фила.

И тут у меня зазвонил телефон.

– Наталья Марковна, – вздохнула я, наверное, клиент пришел, сейчас наши посиделки закончатся. – Алло!

– Степа, – зарыдали из трубки, – они… она… все… мальчики… нет… помоги… найди ее… она убежала…

Я вскочила.

– Что случилось? Вы где?

Раздался отчаянный плач, потом шорох и голос Леона:

– Степанида, Наталье Марковне кто-то позвонил. Не знаю, что ей сказали. У нее ноги подкосились в прямом смысле слова. Я ее едва успел подхватить.

Я, забыв про Милу, кинулась к двери, за минуту донеслась до салона, вбежала внутрь, увидела, что Монтини лежит на диване, и живо скомандовала:

– Звоните в «Скорую».

Потом взяла мобильный Натальи, который лежал на столике, открыла входящие звонки, увидела номер и надпись «Петя Колесников» и нажала на нее.

– Ната, Ната, ты где? – закричал сосед. – Полиция уже приехала.

У меня екнуло сердце.

– Что случилось?

– Вы кто? – спросил Петр.

– Степанида Козлова, – представилась я.

– Где Наташа? Почему вы взяли ее телефон? – заголосил Колесников. – Что с ней, она жива? Компот пила?

– Наталье Марковне стало плохо после разговора с вами, – пояснила я, – она лежит в салоне. Мы вызвали «Скорую». Компота здесь никакого нет.

– Слава богу, – закричал Петр.

– Что случилось? Объясните! – потребовала я.

Колесников заговорил, с каждым его словом мне делалось все хуже и хуже. А Петр впал в истерику.

– Здесь должен быть кто-нибудь, но не я! Не хочу стать главным свидетелем при разговоре с полицией.

– Сейчас приеду, – пообещала я, набрала телефон мужа и едва произнесла: «Алло», как Роман воскликнул:

– Степа, что случилось?

– Все не очень здорово, – пробормотала я, – похоже, Витя, Эдуард и Зина отравились каким-то компотом. Аня исчезла. Наталье Марковне дурно, она сейчас в своем салоне на диване лежит, я рядом.

– Еду, – коротко произнес Роман, – дай сюда Леона.

– Зачем тебе мой неуклюжий практикант? – удивилась я, но протянула трубку художнику. – С вами хочет поговорить Звягин.

– Слушаю, – сухо сказал Леон.

Меня удивил и его тон, и выражение лица.

– Да, понял, держу под контролем, – отрапортовал Леон, потом вернул мне сотовый.

– Вы не родственник подруги Белки, – осенило меня, – не художник, никогда не собирались быть стилистом.

Леон кивнул.

– Я владею крупным охранным агентством. Роман попросил, чтобы я вас лично пас. Простите за спектакль. Все объясню. Но правда, я учился когда-то на художника, рисую прилично, потом ушел в полицию. Ваш муж примчится минут через сорок. Думаю, вам лучше остаться в салоне. А я отправлюсь в дом Монтини.

Спустя две недели мы с Романом опять приехали в Краснинск. Но на сей раз направились не в дом Монтини, а к начальнику местного отделения полиции Никите Сергеевичу Небову, который жил на другом конце городка, там, где начиналось поле. Едва мы с мужем очутились в прихожей, как я поняла: в доме находится Наталья Марковна. Почему мне пришла в голову эта мысль? Если кто-то спрятался в дальней комнате и не хочет выходить, а хозяин дома говорит: «Степаша, мы с тобой сейчас тут одни, давай побеседуем откровенно», – я буду крайне внимательно следить за каждым своим словом. Всегда знаю, сколько человек в помещении, потому что их выдает запах. Нос мне явно достался по ошибке, он совершенно точно предназначался акуле, которая аж за четыре километра чует запах еды. Пару лет назад мы с Франсуа и Лорой Николиной сидели в Париже в нашем любимом кафе «Якобинка». Оно расположено в районе бульвара Сен-Жермен напротив дома, где когда-то жил профессор анатомии, друг Марата и Робеспьера, Жозеф Гильотен. Именно он первым предложил использовать машину для смертной казни. Чудовищный аппарат потом назовут по его фамилии – гильотина. И все последующие поколения будут считать Жозефа изобретателем ножа, который падает с высоты на шею человека. Но нет! Гильотен всегда являлся противником смертной казни, но, когда он понял, что вожди французской революции не собираются оставлять в живых своих противников, то предложил использовать машину, потому что она приносила осужденному минимальные страдания при казни. Мы в тот день пили кофе, и я сказала, что в него добавили соевое молоко. Франсуа и Лора заспорили, я позвала бармена Жака и спросила, показывая на свою чашку: