Галина Куликова - Рыцарь астрального образа

— Здравствуйте, — поздоровался он с девушкой, сидевшей за секретарским столом.

— Здрась-сь-сь… — пробормотала та, глядя исключительно на Мерседеса, который в своем «маскхалате» больше всего походил на покрытого пятнистой шерстью бегемота-мутанта. — Что это??

— Это? — невинно переспросил Арсений. — Малорослый конголезский тигр с примесью горностаевой крови.

— Неужели? — ахнула девушка, приподнявшись и оторвав налитую попку от стула. — А морда у него в точности как у персидского кота.

— С примесью персидской горностаевой крови, — поправился Кудесников. — Вы бывали в Персии? Там даже горностаи плоскомордые — все, как один. Могу я видеть Александра Траскевича? Мне назначено.

Связавшись с боссом по телефону, секретарша вскочила и собственноручно распахнула дверь перед конголезским тигром, невзирая на то, что тот был малорослым. Кудесников с важным видом вошел вслед за Мерсом в кабинет.

Траскевич сидел за столом лицом к двери, водрузив локти на стол и сложив пальцы шалашиком. Увидев невероятное существо, которое вели на цепочке, он дёрнулся, и шалашик развалился.

— Можно к вам, Александр Андреевич? Разрешите представиться — Арсений Кудесников. А это мой друг Мерседес. Позже я познакомлю вас с его родословной.

— Кудесников? — переспросил психолог. — Так вы на консультацию?

— По крайней мере, я за нее заплатил.

— Что вы хотите этим сказать? — насторожился психолог. — Вы что, ко мне по личному делу?

Он с опаской наблюдал: за тем, как посетитель проходит и усаживается в кресло напротив стола, а зверь садится рядом и начинает лизать лохматую грудь.

— По более чем личному, — заметил Арсений.

Он боялся сказать неосторожное слово, потому что Траскевич выглядел сейчас таким настороженным, словно был готов дать деру при первых же признаках опасности. — Родственники одной молодой женщины попросили меня ей помочь. Я друг семьи, понимаете? Это всего лишь частный разговор, ничего более. Если захотите, вы мне поможете. Если нет — я уйду.

«Или сделаю вид, что уйду», — подумал он про себя, стараясь изо всех сил, чтобы его глаза были до краёв наполнены честностью и добрыми намерениями.

— А какое отношение я имею к этой молодой женщине? — спросил Траскевич с неожиданно пробудившимся интересом. — Или она — совершенно посторонний для меня человек?

Это был приятный мужчина лет тридцати пяти, чернявый, с длинной прямой чёлкой и изящной короткой бородкой — этакий штришок, намекающий на принадлежность к интеллигентскому сословию. Кудесников неожиданно подумал, что глаза у него точно такого же цвета, как тот шоколадный ликёр, который обожала его жена.

— Дело в том, что я точно не знаю, посторонний она для вас человек или нет, — признался Кудесников.

В конце концов, у него нет возможности следить за каждым новым персонажем недели напролет. Приходится идти ва-банк.

— Ее имя? — строго спросил Траскевич.

— Ксения Лужина.

Как только Арсений произнес заветные слова, с Траскевичем начали происходить странные вещи. Сначала он побледнел, после чего сделался ярколососевым, а под конец вскочил и отвернулся к окну. Руки он засунул в карманы, вероятно, чтобы не видно было сжатых кулаков. Ему понадобилась целая минута на то, чтобы прийти в себя.

— Откуда вы обо мне узнали? — спросил психолог, кульком свалившись на свой крутящийся стул и буравя Колесникова взглядом. — Она рассказала?

— Нет, она не рассказывала. — Арсений сам себе напоминал эквилибриста, идущего по канату с балансиром: наперевес. — Ксения постоянно… порывалась позвонить вам. Я подсмотрел номер телефона, вот и все.

— Вот как… Порывалась позвонить. — Траскевич схватил карандаш, постучал им о стол, потом отбросил его в сторону и пылко заявил: — Как бы я хотел, чтобы она все-таки позвонила.

«Чтоб я сдох, — подумал Кудесников. — Еще одна любовная история. Скоро я угону в этой любви, как в жидком мармеладе». Впрочем, на лице его не дрогнул ни один мускул.

— Она приходила ко мне, — не дожидаясь дополнительных вопросов, пояснил Траскевич. — Ровно восемь дней назад. Сказала, что ей нужна помощь. Мы с ней познакомились, немного поболтали обо всякой ерунде… Пациент должен расслабиться, понимаете?

— Угу.

— А потом она вдруг забеспокоилась, засомневалась… И раздумала делиться своими проблемами. Как я ни уговаривал…

— Она вам понравилась, — печально сказал Кудесников, изображал мудрого и снисходительного Атоса.

— Вы друг семьи, а не исповедник, — запальчиво возразил Траскевич. — Да, понравилась.

— А вы не пытались…

— Она дала вымышленные координаты, И адрес, и телефон — все. Полагаете, она все-таки хотела мне позвонить? Вы скажете мне, где она?

— Не только скажу, — Кудесников попробовал трясину носком ноги, — но и попрошу о помощи. У Ксении неприятности.

— Она в опасности?

«У этого типа глаза горят, как у собаки Баскервилей, — подумал Арсений с неудовольствием. — Возьмёт и в порыве страсти дров наломает».

— Понятия не имею.

Он придумал уговорить Траскевича поехать с ним в Аркадьев и поговорить с Ксенией. «Гришу и Вову возьму на себя, — прикидывал он» — Пока мы будем заняты друг другом, психолог успеет растрясти девицу. Увидев его, Ксения наверняка размякнет. Ведь недаром же она постоянно теребила эту бумажку с его телефоном. Может, этот бородатый ей тоже в душу запал. А может, она на него как на специалиста сильно рассчитывает».

Траскевич между тем снова подобрал карандаш и принялся чертить на лежавшем перед ним листом бумаги кружочки и палочки. Кудесников тоже всегда так делал, когда нервничал или раздумывал о чем-то. Умный Зябликов говорил, что это якобы один из видов психографии, все эти неосознанные картинки, которые мы рисуем, разговаривая по телефону или слушая лекцию.

И тут неожиданно в голове Арсения что-то щёлкнуло, он подпрыгнул на своем стуле и потребовал:

— Послушайте, сделайте так еще!

— Как? — опешил Траскевич, от неожиданности откинувшись на спинку стула.

— Порисуйте на бумаге, только побыстрее, рисуйте неистово.

Тот подвинул лист поближе и принялся сноровисто чертить на нем всякие завитушки.

— Черт! — воскликнул Арсений. — Кажется, теперь я знаю, что она делала, закрывшись в номере!

— Кто — она? — Взрослый дяденька Траскевич сейчас выглядел мальчишкой. — Ксения?

— Ксения, Ксения.

Кудесников вырвал у него из рук карандаш и стал быстро писать на бумаге стишок:

«Кошка вышла из лукошка. Погляди на свои ножки! По грязи и по пыли ножки кошечку несли. Кошка, стыдно! Ешьте ложкой. Ешьте скромно, понемножку. Вы себя ведете странно! Лапы нужно мыть под краном. Для приличья и красы расчешите-ка усы. И хвостищем поутру не стучите по ковру!».