Анастасия Краун - Экзопулус вздымает волны

— Да тут же есть нечего, — Панфил Панфилович внимательно осмотрел блюдо и осторожно поднял тонкий сухарик, элегантно разукрашенный мягким белым сыром, на котором располагался отрезок красной рыбы и ярко-зеленый лист. С ним майор разделался за несколько секунд, как и с тремя последующими. — Хотя вкусно. Но шашлычок не перебьет.

— Это точно… — Пан Вишцевский ненадолго задумался. — Кстати, надо организовать, пока не холодно. Как раз на следующей неделе потепление. Посидим, как в старые добрые. Отметим заодно.

— А чего нет, — одобрил майор, — привезу, что надо. Могу отменную баранью вырезку подогнать, у меня один знакомый кавказец есть, он мне должен. И еще один придурок, алкотрансфер организовал, левак отмывает, налоги прячет, полный набор. Про запас у нас висит и пугается до чертиков. Так что на халяву хоть три ящика заказывай, по первому требованию все притащит, да еще белыми салфеточками все выложит.

— В общем, ты, как всегда, всех держишь.

— А то, — с гордостью произнес Панфил Панфилович, — работа такая. Расслабляться нельзя, иначе все в такое дерьмище полетит, что тебе и не снилось. По-другому никак.

— Знакомо, знакомо… — Эрнест Львович медленно отпил густой золотистый виски из тяжелого стакана. — Кстати, хотел тебя лично поблагодарить. Такой скандал получился, а ты все нашел, все разрулил, Феликс наш успокоился, выставка на месте. Спас нас по сути, иначе месяц-другой — и нам бы закрываться пришлось. К нам и так претензии были, уже в убыток себе работали, а теперь может и светлая полоса пойдет, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. В общем, спасибо тебе. Зови повышение отмечать за такое громкое дело.

— Спасибо, Эрнестыч, дорогого стоит. Только, — майор прикусил губу, — повышения мне еще долго не светит. Начальник мой, полковник, еще та гнида. Дело-то громкое, твоя правда, только он все себе припишет, как обычно. Уже приписал. Все хорохорился, как выступать по каналам да газетам будет. Рассуждает смачно, а сам вообще представления не имеет, что происходит. Так что мне светит мелкая премия в лучшем случае и пара дней отпуска. Да я уже и привык за столько лет, одно и то же. Тем более пенсия скоро. Может, хоть прибавку за долгую службу докинут…

— Тогда сами отметим.

— Тогда на дачу, — майор с довольным видом поднял бокал.

Поплавский уже мысленно конструировал себе заметку, наблюдая за вальяжным тостом майора и директора галереи, когда из кармана громко заиграла мелодия. Недовольно подпрыгивающий от вибрации телефон отразил строгие белые буквы — «Главред! Косторович Яков Юрьевич».

— Я выйду на минуту, — впопыхах бросил Поплавский, на ходу подтягивая зеленую круглую кнопку. — Да, Яков Юрьевич, слушаю.

— Как я понимаю, вы решили не утруждать себя телефонными разговорами с вашим непосредственным начальником. Что вряд ли можно отнести к благоразумным действиям. Вы на месте?

— Нет, совсем нет… в смысле… — запутался Артем, — да, я в галерее, скоро презентация… У меня просто звук отключился. Но мы с Никитой все ловим. На страже всего, чего надо… так сказать… Сейчас пойду возьму интервью… Тут гостей много, разных… Критики там всякие, деятели искусства… Поспрашиваю о впечатлениях… А потом уже очередь будет заходить, половлю остальных… На тему, как им выставка… Материал наберется в процессе…

— Надеюсь, ваша статья будет более конструктивной и детализированной, чем ваше текущее описание.

— Будет, — заверил Поплавский.

— Обязательно возьмите интервью у самого Петрова, а также получите комментарии его агента и Вишцевского о подготовке к выставке, трудностях в работе, и так далее. Нам нужны «вкусные» детали, которых не получат другие издания. И учитывайте, что комментариев на эту тему будет много, судя по происходящему ажиотажу.

— Хорошо, я понял, Яков Юрьевич. Петров будет давать объемную конференцию после пяти, как я понял.

— Значит, оставайтесь там, все записывайте, высылайте материал, вечером жду в редакции. Статья должна быть сегодня на сайте. Затем полный обзор, а с учетом значительного увеличения наших читателей в связи с последними событиями, я ожидаю от вас высокого качества и уникальной информации.

— Понял… — Артем немного помялся и добавил. — Я могу спросить?

— Слушаю.

— Я слышал, что планируется отдел журналистских расследований или что-то вроде этого. Как люди говорят в редакции… что мы будем немного более ориентированы на острые темы, нестандартные мнения, скептические мотивы… в общем, я так не понял до конца…

— Артем, позволю себе заметить, что это не телефонный разговор и углубление в домыслы, а не в факты, как минимум непрофессионально, — прервал Косторович. — Однако, если вы будете поддерживать высокий и качественный уровень материала… с чем, я надеюсь, мне удастся ознакомиться сегодня в редакции, если вы соблаговолите вернуться от трепетных мечтаний к своим трудовым обязанностям, то я не отрицаю возможного развития в этом направлении.

— Все, понял, спасибо, Яков Юрьевич! Уже возвращаюсь, буду держать вас в курсе.

Экран потух, но Поплавский уже набирал другой номер, родную и привычную комбинацию цифр, в свое время скрывающуюся под разными телефонными псевдонимами — «Вероника», «Вера», «Люля», «Любимая», «Жена», «Наша мама», а теперь снова «Вера». Подсознательно зная, что в этот раз она ответит, и не будет сердиться, и что сегодня у нее хороший день, и что она попросит себя отпустить, и он отпустит ее, и попробует стать ей добрым другом, и она не будет против на этот раз. А что будет после, Артем не знал, но с уверенностью мог сказать, что хотя бы в одном маленьком мирке из нескольких людей наступят долгожданный покой и добрый мир.

— Покой и добрый мир! Единение и слияние! Возвышение и благоденствие! — почти сразу после завершения разговора услышал Поплавский. После этих слов по залу прошел восторженный гул. Обернувшись назад, Поплавский увидел неспешно выплывающую фигуру, отчего всполошенные ожиданием гости оставляли позади вальяжные жесты и светские беседы и, будто дети, не постигшие еще мастерства бесстрастности, с восхищенными улыбками торопились приблизиться к своему кумиру. Феликс уверенно восходил на свой отвоеванный пьедестал.

Выглядел Феликс отменно. Казалось, что за то недолгое время, прошедшее после пребывания в заброшенном доме, основным пристанищем его была не галерея, а заморские долины. Взгляд искрился от воодушевления, светлые волосы, аккуратно уложенные на левую сторону заботливым парикмахером, украшала странная самодельная заколка из тонких веток, полевых цветов, колосьев и тонких джутовых веревок, спускающихся ниже плеча и сливающихся с оливкового цвета прядями, добавленными намедни. Широкие бледно-бежевые брюки из грубой ткани и тонкая белая рубаха дополнялись темно-горчичным шарфом и длинным болотным кардиганом. Образ завершали деревянные браслеты и нечто наподобие перчатки на правой руке, сплетенное из джута и льняных волокон. Поодаль стоял Литтон, в элегантном серебристом костюме.