Дарья Донцова - Фиговый листочек от кутюр

– Хмыкнул и сказал: «Лавры Павлика Морозова не дают спать по ночам?»

– А ты?

– Я ответила: «Просто интересно, ты же мой отец». Он тогда пояснил: «Многое правда, но не все. Имей в виду, если покопаться в родословных богатых семей во всем мире, то в каждой, поверь мне, в каждой, найдется предок, разбойничавший на большой дороге, а Америку и Австралию вообще основали каторжники, наверное, поэтому эти страны так процветают. Но крови на мне нет, я возился с деньгами».

– Добрый день, – донесся от порога приятный баритон, – прошу всех сесть и постараться успокоиться. Я понимаю, что вы взволнованы, поэтому, думаю, будет лучше, если попытаетесь слегка расслабиться.

Я обернулась. В комнату вошли несколько мужчин, разительно отличавшиеся от Ефима, Макса, покойного Глеба Лукича и хозяйничавшего сейчас в кабинете Ларионова Романа Миловидова.

Несмотря на то что на дворе было утро, от вошедших не пахло одеколоном. Трое из них были одеты в дешевые джинсы, китайские кроссовки и рубашки, купленные не в дорогих бутиках, а на толкучках. Четвертый, тот самый, который призывал сейчас всех расслабиться, щеголял в светлом летнем костюме. Но провисающие плечи пиджака, морщины на лацканах и плохо обработанные петли без слов сообщали: прикид явно не из фирменного магазина. В дом прибыла милиция.

Прошла неделя. Рада с Тиной больше не играли в покойников. Тело Глеба Лукича отдали семье на шестой день после смерти. Я не стала спрашивать, отчего правоохранительные органы так долго держали труп у себя.

Хоронили Ларионова в воскресенье. Похороны были очень пышными. Один гроб из цельного красного дерева, снабженный кондиционером и вышитыми вручную подушкой и покрывалом, тянул на бешеную сумму. Честно говоря, я не очень понимала, зачем надо тратить столько денег на то, что без остатка сгорит в огне, но Рада, словно заведенная, повторяла:

– У Глебушки должно быть все самое лучшее.

Спорить со вдовой не решился никто, даже Ефим, постоянно выказывающий при виде Рады неприязнь, сейчас ласково обнимал ее за плечи и приговаривал:

– Конечно, конечно, ты абсолютно права.

После поминок, на которые пришло несметное количество народа, я, чувствуя себя абсолютно разбитой, кулем рухнула в кровать. Кирюшка и Лиза, ни на шаг не отходившие от заплаканной, одетой во все черное Тины, ночевали у нее в комнате. Не успела я погасить лампу, как в дверь постучались.

– Войдите! – крикнула я и схватила халат. Наверное, Лизе или Кирюшке что-то понадобилось. Но в спальню вошел Роман, одетый, несмотря на более чем поздний час, в элегантный черный костюм.

– Что случилось? – удивилась я.

Мужчина мрачно улыбнулся:

– Все плохое уже произошло, я пришел поговорить.

Не дожидаясь приглашения, он сел на диван и заявил:

– Завтра в десять утра явится нотариус.

– И что?

– Вскроют завещание, поэтому не планируй никаких дел на этот час.

– Я-то с какого бока должна присутствовать при этой процедуре?

Роман пожал плечами:

– Наверное, беспокоитесь, что будет с вашей дачей?

Я пожала плечами:

– Что будет, то и будет, я понимаю, что смерть Глеба Лукича внесла коррективы в планы.

– Вам жаль дома? – спросил Роман.

– Мне жаль Ларионова, – парировала я.

Пару секунд Миловидов смотрел на меня своими темными, непроницаемыми глазами, по их выражению было совершенно непонятно, о чем он думает. Взгляд не выражал ничего: ни интереса, ни сочувствия или приязни. Так смотрит на покупателей плюшевый мишка, поблескивая пуговичками, пришитыми по бокам носа.

Неожиданно Роман спросил:

– Если бы некто, провидение, скажем, предложило вам обмен: оживлю Глеба, а ты откажись от дома. Ваше решение?

Забыв, что на мне только крохотный халатик, вернее, шелковая распашонка, я вскочила с кровати и забегала по комнате в полном возмущении.

– К сожалению, у меня на руках дети и животные, иначе…

– Что? – ползал по мне взглядом Роман. – Что иначе?

– Мигом бы ушла отсюда.

– И вам не нужна новая дача?

– Наш дом дышал на ладан, может, и простоял бы еще лет пять, но неминуемо бы и сам развалился. Мы его не ремонтировали.

– Отчего же? Так нуждаетесь?

– Да нет, деньги можно найти, не хотели возню затевать… Я рассказала Глебу Лукичу правду о состоянии дачи, но он только отмахнулся. Спасибо, конечно, Ларионову, однако, думается, стройку надо прекратить.

– Почему?

– Во-первых, у его семьи теперь нет кормильца и явно возникнут проблемы с деньгами, а во-вторых, ни Рада, ни Ефим, ни Макс ни в чем передо мной не провинились.

Роман вытащил сигареты.

– Вы разрешите?

– Бога ради.

– Имейте в виду, – хмыкнул Миловидов, – средств у сироток хватит, чтобы построить вам фазенду, грех не воспользоваться.

Слово «сиротки» резануло слух, и я мигом крикнула:

– Пусть лучше потратят эти деньги на образование Тины, мы способны сами, если захотим, возвести дом.

Роман поднялся, открыл окно и, выгоняя рукой в сад дым, неожиданно улыбнулся и мигом превратился в приветливого, обаятельного парня.

– Извините, Лампа, за неприятный разговор, но мне требовалось кое-что уяснить для себя.

– Уяснили?

– Да. Уезжать никуда не надо, дом строится, будет готов к середине сентября.

– Спасибо, обойдусь.

– Обиделась? Ей-богу, зря.

– Вы же говорили о том, что у Ларионовых после смерти Глеба Лукича начнутся проблемы.

– Я? – изумился Роман. – Да никогда я не произносил ничего подобного, это вы заявили. Успокойтесь, денег им хватит на все, причем не только Ефиму, Максу, Тине и Анжелике, но и тем, кто слетится сюда, как грифы на падаль.

– Кто это?

– Завтра увидите, – пожал плечами Роман, – может, правда, пока не всех, но многих. А насчет дома… Знаете, Глеб был странным человеком. Мог возненавидеть собеседника в одну минуту, просто так, без всякого повода и видимой причины. Один раз он рассчитал свою секретаршу, отличную, между прочим, тетку, великолепную работницу, интеллигентную, умную, не болтливую. Я очень удивился и спросил: «Чем же тебе Фаина не угодила?» Угадайте, что он мне ответил?

Я покачала головой.

– «Не нравится она мне, не лежит к ней душа». Вот так! Но, с другой стороны, Глеб точно так же мог и полюбить человека с первого взгляда. Вы ему очень понравились, он пару раз сказал: «Лампа отличная баба. Мне такой всегда не хватало. Либо дуры попадаются, либо стервы. Раз уж мне не суждено быть ей мужем, попробую стать хорошим другом».

Я растерянно смотрела на Романа. Сама поняла, что вызываю у Глеба Лукича теплые чувства. Каждый вечер, приехав домой, Ларионов приглашал меня в гостиную и угощал вкусным ликером. Несколько часов мы провели, болтая о всяких разностях, и мне стало понятно, что, несмотря на внушительную разницу в возрасте, у нас много общего. Мы читали одни книги, понимали друг друга с полуслова.