Тамара Лисицкая - Двенадцать

— Ты что, милицию купил? — удивилась я.

— Да нет! Мы сотрудничали. Просто я люблю тебя…

Я не успела обнять его и захлебнуться в эмоциях. Темнота запахла туалетной водой-унисекс и горячим потом, меня схватило что-то за волосы и швырнуло в сторону. В этот раз я быстро опомнилась, но это всё, что я смогла сделать. Рядом развивались события, но я не могла быть их участницей. Там, в темноте, рычало, хрипело, клокотало, трещало, рвало, било и грызло. Там убивали друг друга два мужика, и в этой суровой схватке самцов мне осталась только обочина и их пулями свистящие, выдранные пуговицы.

Я пыталась вмешаться, и меня чуть не обезглавила чья-то анонимная нога. Что оставалось? Бегать вокруг со стонами и причитаниями.

Спарринг затягивался. Временами они замирали, сомкнув челюсти на горле у противника, и я грызла обломки ногтей и ожидала, что из темноты выйдет, стряхивая пыль, Лёва. Но возня через некоторое время продолжилась, не с прежним азартом, но продолжилась. Пока, наконец, из темноты не вышел, отряхивая пыль… Макс…

Он ничего не сказал, ему было уже не весело. Он смотрел целенаправленно, как мясник. Цели и средства были известны. Я для него физически уже не существовала, но время и место занимала. Непорядок.

Была робкая попытка отползти. Это с моей стороны. А с его стороны… С его стороны вдруг из темноты появилась дверь, такая же самодостаточная, как потолочное зеркало… Дверь взлетела в воздухе, некоторое время балансировала над головой мрачно идущего на меня Макса… А потом обрушилась на него!

Потом сверху на дверь из темноты обрушился Лёва.

И стало тихо.

Лёва лежал красиво. Кисть его, по-прежнему прикованная к дверной ручке, нервно подрагивала. Если бы не это, можно было бы подумать, что Лёва — спящий йог. Смущало то, что из-под двери, на которой он расположился, торчали чужие руки-ноги. Но в целом картина дышала миром и покоем.

— Еле с петель снял, — тихо сказал Лёва, не поднимая головы. — Думал, не справлюсь… Он может очнуться в любую минуту… Живучий… Нужно уходить…

Я кивнула.

Мы с трудом встали и начали пробираться к выходу. Я всё время оглядывалась на белеющую в квадрате луны Максову руку. Ждала, что вот-вот она зашевелится и… И натыкалась на шедшего впереди Лёву с дверью.

— Вот она, моя Голгофа, — говорил он откуда-то из-под дубовой толщи. — Вот он, мой Судный день. Как же неправильно всё было и как правильно всё будет теперь…

— Лёва, милый, быстрее…

— Мы ничего не ценим до тех пор, пока не испугаемся как следует. А я-то думал, что разучился пугаться, драться и любить! Чушь! Я жил, как плесень!

— Лёва! Не время исповедоваться!

— Самое время! Я хочу, чтобы ты знала! Я буду любить тебя всю жизнь, без оглядки, без сомнения. Я клянусь быть счастливым и сделать счастливой тебя и нашего ребёнка…

С учётом того, что этот пламенный текст произносился сквозь дверь человеком, согнутым пополам и идущим впереди меня, выходило странно. Я была готова поклясться, что начну борьбу за счастье с борьбы с Великим Пафосом. Как? Это уже другой вопрос.

А сейчас мы должны добраться до выхода, потом — до дороги, потом — до города, потом…

Потом Лёва застрял в проёме выхода с лестницы. Он изгибался и пытался протолкнуть дверь в низкую арку. Тщетно. Время шло, перекрытия трещали, дверь скрипела, Лёва ругался. Снова звучала мысль о ноже, но сейчас даже при желании найти его было невозможно. Мы с Лёвой были по эту сторону двери, застрявшей в проёме, нож — по ту сторону. Здесь была свобода в виде распахнутой входной двери — три метра, и мы на улице… Там был Макс, темнота и страх…

— Слушай, беги одна, — Лёва устало прислонился к стене. — Найдёшь кого-нибудь — отправишь сюда… Тебе надо в больницу… Тебе противопоказан стресс.

Я засмеялась. Стресс — моё второе имя. Обо мне начинают заботиться с некоторым опозданием.

— Никуда я не пойду. Всё равно заблужусь. Вместе будем выбираться.

Он не стал спорить, посмотрел на меня с таким восхищением, что стало стыдно. Ох уж эти чувствительные мужчины! Он засветился благодарностью и мужеством и с новыми силами вцепился в дверь.

Потом был финал, развязка.

Примерно с одной стороны двери — тёмной, невидимой — появился Макс. С другой — бойцы в масках и с оружием. Макс ревел дурным голосом и тянул дверь из проёма на себя, успешно справляясь не только с дверью, но и с упирающимся Лёвой. Бойцы, облепившие входную дверь, тоже ревели, слепили нас фонарями, махали руками… Я уже ничего не понимала, я просто схватила Лёву за свободную руку и закрыла глаза.

…Мы в обнимку сидели на полу, скомканные, невменяемые. Моя голова покоилась на Лёвином плече. Его рука всё ещё оставалась в плену дверной ручки, отчего всё Лёвино тело имело странный градус наклона. Вокруг бурлила жизнь, сияли фонари, сверкали вспышки, трещали выстрелы. Стреляли в основном в дверь. Дверные горячие щепки щедро сыпались на нас, как и торжественные советы руководителя операцией капитана Ковальчука:

— Ниже! Ниже ложись! Голову руками закрыть!

Но мы уже уступили место в процессе. Мы уже начинали жить будущим и воспоминаниями — нормальный мещанский принцип.

— Слушай, ты хоть поладила с моей матерью?

— Поладила… Она успела меня удочерить!

— Это хорошо… Но жить мы будем у меня.

— Ладно… Только я буду читать то, что захочу, носить то, что захочу, и кота привезу…

— Кота?

— Выбирай — или я с котом, или ни меня, ни кота…

— Ладно, ты с котом. Но только убедительно прошу: не царапайте мебель.

Дверь раскололась надвое. Образовавшаяся чёрная дыра всосала в себя всех вооружённых бойцов, Лёва тоже был унесён дверной ручкой.

Но я была спокойна. Меня ожидала куча дел и вопросов, допросов, скандалов, переживаний, сомнений, перестановок мебели, хлопот, консультаций, объяснений, радости. Где-то во входном проёме маячили белые шапочки врачей, милицейские фуражки и… А это кто?

С диким трудом собирая сетчатку глаза в кучку, я рассмотрела сквозь сплошной фонарный свет… Ингу Васильевну!

— Великолепно! — крикнула она и помахала красными ногтями. — Я всё снимала! Будет фурор! Нужно срочно писать материал! Срочно!

О нет… Только не это… Мне пришлось уползать по-пластунски, но восторженные излияния Инги Васильевны настигали повсюду. Я нашла только одно укромное место. Непосредственно за входной дверью. Отсюда мне открывался прекрасный вид на поле боя. Капитан Ковальчук и милиционеры колдовали над дверной ручкой и изрядно затоптанным Лёвой. В глубине дома весело перестреливались бойцы в масках. Суетились ещё какие-то люди. В общем, была довольно праздничная атмосфера.

— Ну и пусть я на свадьбу не попаду, — неожиданно сказала стена за моей спиной. Я чуть не лишилась разума от страха. Оглянулась в ужасе и нос к носу столкнулась с аборигеном-водилой.