Наталья Александрова - Гоните ваши денежки

— Врешь! — снова не выдержала Машка.

— Твое дело, — с обидой сказал Маркиз, — можешь не верить, только у меня нет такой привычки, чтобы врать… Ну, работа работой, а надо ведь еще и личную жизнь устроить. Вот с этим как-то не складывалось. Были, конечно, девушки, но все как-то меня не цепляло. А все потому, что в шестнадцать лет мне одна цыганка нагадала, что будет у меня любовь одна и на всю жизнь.

Леня заметил в глазах Машки неприкрытый интерес и запел. У него, что называется, поперло вдохновение.

— И вот еду как-то поздно ночью, вижу — девушка стоит. Подвезите, говорит, а то никакой транспорт не ходит, к бомбистам садиться страшно, а вы, сразу видно, человек приличный… Как посмотрел я на нее в машине, так сердце сразу куда-то вниз и упало. Она, думаю, та самая, которую всю жизнь ждал, про которую цыганка нагадала. А она тоже смотрит на меня глазами черными как ночь и молчит.

Тут Леня поник головой и тоже замолчал. Но ненадолго. Машка молча сосала конфету.

— Полюбил я ее с первого взгляда! — вдохновенно врал дальше Маркиз. — Веришь — отпускать не хотел, все боялся, что больше не встретимся! Телефон у нее выпросил и адрес записал. Если, говорю, не придешь на следующий день на свидание, весь город на уши поставлю, но тебя непременно найду! А она только смеется и глазами стреляет, и красивая такая — прямо Царевна Лебедь.

— Пришла? — Машка сложила руки замочком и глядела на Маркиза как зачарованная.

— Пришла! — гордо ответил Леня. — Еще бы ей не прийти! Ну и завертелась у нас любовь. Какие я ей букеты дарил! Какую музыку в ресторане заказывал!

— Что букеты… — прищурилась Машка и выбросила пустую палочку из-под конфеты, — завянут и на выброс… Ты бы ей чего посущественнее — шубу там или колечко…

— А ты что думаешь, она у меня взяла бы? — Маркиз грозно засверкал очами. — Я-то вначале разлетелся. Приношу ей браслет…

Тут в голове у него всплыла старая песенка «Кольца и браслеты, платья и жакеты или я тебе не приносил…» А перед глазами возникла Лола с презрительно поджатыми губами. Презрение ее относилось к артистическим данным Маркиза. Халтуришь, Ленечка, говорили ее ехидные глаза, душу не вкладываешь… Кто же тебе поверит…

Леня и сам видел, что действует слишком прямолинейно, однако Машкины зачарованные глаза говорили обратное. Она слушала Ленины слова, как ребенок слушает волшебную сказку.

— Значит, приношу я ей браслет золотой и на руку пытаюсь надеть… — продолжал Маркиз в том же духе, — а она как вскочит да как бросит его на пол! Ты, кричит, за кого меня держишь? Что я тебе — девица по вызову? Это им, говорит, такие подарки делают! И глазами черными своими так и сверкает!

— Ой! — пискнула Машка.

— Час я на коленях стоял, прощения у нее просил, — гнул свое Леня, — простила, конечно, только велела больше никогда так ее не оскорблять. А я жить без нее не могу, вот точно знаю, если не буду с ней вместе — тут же помру!

Дела забросил, все только о ней и думаю. Компаньон мой уже ругаться начал — что ты, говорит, себе позволяешь — из-за бабы так распускаться. Я ему тогда — сразу в морду! Не смей, кричу, так о ней говорить! Короче, поругались бы мы навсегда, только моя Царевна Лебедь согласилась за меня замуж выйти. И кольцо приняла, там бриллиант вот такой! — Леня сложил два пальца кружочком…

— Ой! — Машка вздохнула, как всхлипнула. — До чего жизненно, кино прямо!

— Свадьбу закатили — мама не горюй! — заливался дальше Маркиз. — Двести человек народу, ресторан на берегу залива, вечером фейерверк, и корабль плывет под алыми парусами, а на нем капитаном знаменитого артиста наняли — на Петра Первого похож, прямо одно лицо, и мундир такой же.

— А платье на невесте какое было? — встряла с животрепещущим вопросом Машка.

— Платье? — осекся Леня, пытаясь на ходу что-нибудь придумать. — Такое вот… — Он помахал в воздухе руками. — Самое лучшее в общем… После свадьбы в Грецию поехали…

Леня хотел придумать что-нибудь более шикарное и экзотическое, к примеру, Мальдивы или Сейшелы, но решил, что Машка может не знать таких названий, а уж про Грецию точно слыхала.

— Потом стали жить, квартиру купили большую, дом загородный строить начали… А я все поверить не могу, что женат на ней, на царевне моей… Веришь ли, ночью проснусь — и проверяю, тут ли она, рядом ли… Все мне кажется, что исчезнет она, пропадет, что потеряю я ее… В общем, совсем голову потерял. Но любил ее — ох как любил!

Леня картинно схватился за голову и замолчал.

— А что потом было? — Машка, выждав приличную паузу, участливо тронула его за плечо.

— А потом… Уж год прошел, я как-то про ребенка заговорил, а она смеется — как это ты, говорит, меня с кем-то делить станешь? Я к себе прислушался — и верно, не хочу, чтобы она кому-то другому внимание уделяла. Решили подождать.

Я в работу окунулся — деньги-то нужны. У моей жены все должно быть самое лучшее, тут уж я подарками ее заваливал. Дело расширяем с компаньоном, новую фабрику открываем в Костроме, я по командировкам мотался.

В общем, приезжаю как-то раньше времени, мой самолет отменили, а тут на другом неожиданно место освободилось. А я уже жене позвонил, что завтра прилечу. Ну, забыл перезвонить, а потом в самолете вообще мобильник отключил. Прилетел ночью, тоже не стал звонком будить, пускай, думаю, спит спокойно моя Царевна Лебедь. Взял такси, еще букет роз там в аэропорту прихватил.

— Ой! — снова всхлипнула Машка и от полноты чувств достала из кармана вторую конфету.

— Ну, приехал, дверь открыл тихонько, чтобы жену не пугать, ботинки снял, иду в спальню. А там…

— А что, а что? — заволновалась Машка, едва не подавившись своим леденцом.

— А там моя Царевна Лебедь с моим компаньоном на супружеской кровати Камасутру исполняют!

— Чего? — переспросила Машка, вытаращив глаза. — Какую такую сутру?

— Трахаются в общем! — гаркнул Леня. — Поза танцующего лотоса!

— Как это? — Машка еще больше округлила глаза.

— Лучше тебе не знать! — отмахнулся Леня, потому что придумал красивое слово только что и понятия не имел, бывает ли на самом деле такая поза.

— Ой! — закричала Машка и бросила леденец на землю.

— Вот тебе и ой! — горько вздохнул Маркиз. — И как я там на месте не окочурился, не умер от разрыва сердца — до сих пор не понимаю. Стою — как закаменел весь, только смотрю на них и глазами хлопаю. А они-то меня не видят и своим делом занимаются, да так усердно, что понял я — не в первый это раз. Я тогда на кухню попятился, а там ножи у нас были, целая стойка.

— Ой! — заорала Машка и зажала себе рот рукой.

— Ага, взял я, значит, этот нож, а потом как стукнуло мне — что же это я делать собираюсь? Насилие всегда терпеть не мог, собаку, и то ногой не пну, а тут на двойное убийство решился! Как же после этого жить буду? Вышел в прихожую, слышу, моя Царевна Лебедь смеется. Ну, думаю, если останусь — непременно ее порешу. Не могу с ней рядом находиться… Развернулся и ушел навсегда.