Людмила Киндерская - Таланты и преступники

— И учти, Веревкина, если ты выкинешь какой-нибудь очередной фортель, то вылетишь с работы с волчьим билетом, — маленький, полненький, розовый человечек с венчиком светлых волосиков вокруг солидной плеши аж подпрыгивал от переполнявших его эмоций.

— Да ну вас, в самом деле, что вы разоряетесь? — безразлично пробубнила рослая крепкая девица тридцати двух лет отроду. У нее были округлые мощные плечи, полные руки и высокая грудь. — Куда вы меня уволите-то. Я ведь все равно лучше всех ваш товар впариваю. Скажете тоже — уволю! А чего я не так делаю, так вы и сами не знаете.

Подпрыгивающий человечек схватился за сердце и перешел на фальцет.

— Ты как разговариваешь, Веревкина?! Ты с кем разговариваешь? Что значит «впариваю товар»?! Он что, негодный? Он прекрасный! И ты его про-да-ешь! — по слогам произнес толстячок. — Сбываешь!

Человечек присел на стул, достал из недр кармана носовой платок огромных размеров и стал им обмахиваться.

— Ну, я продаю, сбываю, впариваю, втюхиваю, один черт, — пробормотала девица. — А все равно я делаю это лучше всех. И меня давно в «Альфу» звали. Выгоните — я к ним пойду.

Человечек снова схватился за сердце.

Вокруг ссорящейся парочки сновали люди: они выбегали из одного кабинета и сразу ныряли в другой, выкрикивали в мобильный телефон какие-то суммы, номера партий спиртных напитков, а то и просто проносились мимо, с бумагами в руках… Одним словом, суета, суета…

Участниками баталии были: начальник отдела сбыта алкогольной компании «Бахус» Петр Вениаминович Березкин, известный как Веник, и головная боль этой самой компании Алевтина Веревкина, или просто Алька, менеджер по продажам горячительной продукции. Разборки такого плана происходили между ними каждый день, а посему сотрудники

«Бахуса» не обращали никакого внимания на их перепалку.

— Иди в бухгалтерию, получи свои командировочные — и с богом! Завтра в столице куча дел! Куча! — Березкин развел свои короткие ручки широко в стороны, чтобы Алька оценила объем дел, которые предстоит провернуть в течение дня. — Иди же! А то конец рабочей смены, командировочные получить не успеешь и завалишь, запорешь, угробишь мне всю работу.

— Да иду-иду. Все спешат, все торопятся. Успею я все, — Алька развернулась и, бубня что-то себе под нос, поплелась в бухгалтерию.

Бухгалтерша Софья Гавриловна Аниськина, увидев Алевтину, всплеснула руками:

— Что у тебя с лицом, Веревкина?!

И сунула ей в руки пудреницу, на крышке которой было небольшое зеркальце. Алька внимательно посмотрела на себя и радостно воскликнула:

— Так это ж огурец!

— Какой такой огурец? — оторопело спросила Аниськина.

— На лице. Вот во всяких журналах, в полезных советах что пишут?

— Что пишут? — переспросила впавшая в ступор бухгалтер.

— А то и пишут, что надо за собой следить. Осталась у вас ложка сметаны — намажьте ее на лицо, осталась клубничка — туда же. И лицу полезно, и добро не пропадает. А у меня с обеда осталось несколько кусочков огурца. Выкидывать, что ли? Я их покрошила — и на лицо. И главное, это совершенно незаметно. Только кожу немножко стянуло и все. А на лбу семечек несколько осталось, я на них и внимания не обратила. Никто кроме вас и не увидел. Я вон с Петром Вениаминовичем полчаса разговаривала, так он вообще ничего не заметил.

— Нет, Веревкина, ты — ходячее недоразумение. Ты просто ошибка природы, казус какой-то, — Софья Гавриловна безнадежно покачала головой.

— Казус Кукоцкого! — воскликнула Алька.

— Что? Какого Кукоцкого? — обреченно спросила Аниськина.

— Так я не знаю. Книжка такая есть у Людмилы Улицкой. Называется «Казус Кукоцкого». Вы сказали, что я — казус, вот и вспомнилось это название.

— Нет, ты невыносима, — поджала губы главный бухгалтер. — Или просто придуриваешься, издеваешься? Но главное, работаешь-то как хорошо! Как так получается-то?! В работе гений, а в жизни… Действительно, просто казус какой-то.

— Вот вам не пофиг, какая я? За собой бы лучше смотрели, — Алька лениво пересчитывала командировочные.

Аниськина аж задохнулась от праведного гнева. Никогда еще она не видела такую особу — безразличную, апатичную, невоспитанную. К тому же никто с ней не допускал непочтительного тона. Правда, муж Софьи Гавриловны частенько употреблял непечатные выражения, но не на работе же хамство слушать. Да еще и от девчонки, которая в два раза моложе.

— Нет. Мне, как ты выразилась, Веревкина, не пофиг! Нашему поколению никогда и ничего не было пофиг! Мы на БАМе были, мы ДнепроГЭС и ТурСиб строили, мы целину осваивали, — глаза у Софьи Гавриловны стали ясными, наполнились гордостью и какой-то одержимостью. Она выпрямила спину, грудь взволнованно вздымалась.

— Это вы, что ли, строили? — вернул ее на землю голос отвратительной Алевтины. — Так шли бы и сейчас страну поднимать. Далась же я вам. Давайте в приказе о командировке распишусь, да пойду.

Но Аниськина не обратила внимания на последние слова этого недоразумения.

— Нет, Веревкина, я тебе докажу, что я не просто так к тебе «вяжусь», как ты изволила выразиться.

Алька закатила глаза.

— Ты только посмотри, как ты выглядишь! Ухо проколото и сверху, и снизу. Туда вставлено по серьге, а между ними зачем-то цепочка висит…

Алька пожала плечами.

— Спускаемся ниже, — голосом экскурсовода продолжила бухгалтер. — Рубаха навыпуск, джинсы… Ты прости меня, конечно, но они рваные!

Алевтина фыркнула.

— Знаю, знаю, — Аниськина выставила вперед ладони, успокаивая хотевшую ей возразить Альку, — знаю. Это модно. Но не в твоем же возрасте, не с твоей комплекцией и не на работе! А хуже всего — кольца на пальцах ног. Ты что, обезьяна, что ли?

Как будто обезьяны носят кольца на лапах.

— Да ладно вам. Не в твоем возрасте и не на работе, — передразнила Алька бухгалтершу. — На себя-то посмотрите. В свои годы напялили блузку в обтяжку и с вырезом. Зачем? В шестьдесят-то лет.

Аниськиной показалось, что на нее опустили каменную плиту. Она даже пошатнулась под ее тяжестью и прошептала свистящим голосом:

— Мне пятьдесят восемь!

— А, один хрен, — махнула рукой Алька. — Ну что вам всем от меня надо? Договоры я заключаю, продукция у меня идет на улет, денег от моих контрактов больше всех! Так нет, все равно вяжутся и вяжутся! Не пофиг вам всем? Давайте распишусь да пойду.

Бухгалтерша рухнула на стул и молча протянула бумаги, заметив краем глаза, как хихикают, прикрывшись кто чем может, ее подчиненные.