Рудольф Вчерашний - Чисто компьютерное убийство

Академик Софийской, Нью-Йоркской и еще нескольких Академий наук по отделениям информации и компьютерных технологий Арсенид Иванович Жуй-Жевайло выбрался на дачу, которую уже много лет снимал в Лисьем Носу. К полудню он успел хорошо физически поработать — вскопал две грядки, на которых из года в год рано по весне выращивал для себя только укроп, петрушку и лук с чесноком. Да еще хрен у него разросся. На даче. Эти занятия на микроогородике не давали застояться его дряхлеющим мышцам, обеспечивали так необходимыми по весне витаминами, а, главное, вкупе с созерцанием водной глади залива, успокаивали его нервную систему, разгоряченную научными спорами и творческими дискуссиями на всевозможных симпозиумах, заседаниях секций академий и ученых советов, а также регулярными банкетами.

Сегодня к нему за город должен был подъехать один военный следователь, которого Арсенид Иванович обещал принять по просьбе своего старого и доброго друга-академика, секретаря Российской академии наук. Следствию потребовалась консультация по вопросу каких-то паранормальных явлений в сфере информации. Поскольку академику Жуй-Жевайло давно осточертели всякие нормальные явления, он с некоторых пор переключился на изучение аномальных, или, как их еще называют — паранормальных явлений. Титул и известность в широких научных кругах придавали вес его рассуждениям на тему параллельных миров, искривленности пространства и неведомых космических псевдоэнергий.

Многие его коллеги за глаза иронизировали по поводу его увлечения, но в повседневной реальности это оказалось очень удобным клапаном для отвода разных мутных течений. Например, идут многочисленные письма с хитроумными проектами вечных двигателей — их отправляют для отзывов Арсениду Ивановичу. Засветят под опухшим после вчерашнего перепоя глазом фонарь какому-нибудь механизатору под Вологдой, а тот сразу в газету, как он «наблюдал неопознанный летающий объект!» Письма идут со всех концов нашей страны, а кому из ученых во всем этом разбираться? Разумеется, академику Жуй-Жевайло.

Конечно, все эти аномальные явления Арсениду Ивановичу тоже были «до фени». Ему вообще все было до этой самой «фени», он давно уже ничем всерьез не занимался кроме дискуссий и банкетов, причем последние для него были предпочтительнее. Но реноме его поддерживалось на высоком уровне, поскольку под его крылом, точнее, под его именем работали многочисленные ученики, аспиранты, докторанты и прочие молодые, умные, энергичные, зубастые и неравнодушные к науке люди. Но что у Арсенида Ивановича было не отнять, так это то, что он тщательно следил за всеми выходящими по паранормальной тематике публикациями. Нет, он не сидел в библиотеках и не рылся в каталогах. Копии всех статей, выходные данные книг для него старательно собирались теми же прорывающимися в науку молодыми энтузиастами и хранились большей частью на дискетах, а более ранние — в виде бумажных оттисков. За порядком в библиографии следила его жена, и делала она это, как бывший библиотечный работник, грамотно и надежно.

Василий Аполлинарьевич Паламарчук приехал перед обедом. От предложенного академического угощения отказался, согласившись только на чашку чая, и, устроившись на стареньком дачном диване в прохладной, отапливаемой калорифером комнате, сразу приступил к делу. Описав кратко, но точно ситуацию, он попытался, было, решить исход встречи одним конкретным вопросом: «Что могло послужить причиной гибели человека, если он общался только с компьютером, и никаких, так сказать, контактных воздействий на погибшего ни снаружи, ни изнутри не обнаружено? Может ли компьютер стать орудием убийства или самоубийства? И если да, то где найти прецедент?»

Нельзя сказать, чтобы Арсенид Иванович не имел дела с военными. Конечно, имел, да и не мог не иметь. Санкт-Петербург, несмотря на всю уникальность и столичный характер происхождения, похож на любой другой крупный город нашей страны тем, что со времен Советского Союза основная часть его промышленного и особенно научного потенциала работала на военные нужды. И все-таки военная прямота и конкретика следователя заставили его покраснеть и закряхтеть. Тем более что ответить такой же прямотой и конкретикой он в данный момент был не готов. Рандеву вскоре завершилось тем, что Паламарчук заручился обещанием ученого позвонить и предоставить подборку опубликованных материалов, которые могли бы оказаться полезны следователю.

Надо отдать должное академику. В отличие от подавляющего большинства нового поколения ученых мужей, он унаследовал от недобрых старых времен доброе качество бережно относиться к данному им слову, раз уж пришлось его дать. Через день на столе у следователя уже лежали распечатки нескольких статей из различных газет и журналов…

Паламарчук сожалел, что именно ему досталось это нудное и дохлое дело. Подумаешь — загадочное. Ну и что, что таинственное? Сейчас кругом одни загадки. И ни одной разгадки. Ни одно более или менее серьезное убийство не раскрыто, так что загадочностью и таинственностью сейчас никого не удивишь. А тут по горячим следам ничего не удалось продвинуть, предстоял «малоперспективный тягун». Да, собственно, и следов-то не было, ни горячих, ни холодных. Хорошо, что начальство все прекрасно понимало и не строило из себя соковыжималку. Так, давило потихоньку из формальных соображений, только потому, что оно — начальство. С другой стороны, Паламарчук привык к тому, что во всех ранее расследованных им делах четко была обозначена начальственная линия — кого, за что и как надо подводить к наказанию. Он не привык к самостоятельности в принятии таких решений и действовал, как собака, на коротком поводке у начальства. Вот и сейчас он привычно и непроизвольно ждал команды, куда бежать и кого кусать. Но за поводок никто не дергал. А тут и квартира еще не получена, все висит…

Однако дело лежало перед ним, и его надо было куда-то двигать. Возбуждено оно было по факту гибели капитана первого ранга, но естественные вопросы: убийство это или самоубийство, несчастный случай или злоумышленное преступление, каковы причины или мотивы смерти, и даже способ убийства, если это убийство, не говоря уже об орудии убийства, — все это требовало ответов. А о злоумышленнике или злоумышленниках, если, конечно, был этот злой умысел, и говорить нечего. В общем, чертовщина наблюдается, а самих чертей никто нигде не видел.

Василий Аполлинарьевич придвинул к себе копию одной из статей в какой-то провинциальной газете «Русский север», которая называлась «Тайна стекольных дырок». В числе прочего автор писал:

«Однажды, это случилось в 1982 году, мы с приятелем, профессором, заведующим кафедрой приборов точной механики, приехали на Финляндский вокзал. Привычное многолюдье, толчея у билетных касс, которые в виде будок из стекла тогда были разбросаны по всему фойе вокзала. Подведя меня к одной из таких будок, приятель обратил мое внимание на аккуратное круглое отверстие в стеклянной стенке кассы. По высоте оно располагалось на уровне глаз и имело диаметр, сравнимый с толщиной спички. Отверстие было снабжено плавной неглубокой фаской снаружи, по форме и размерам с тогдашние пять копеек.