Дарья Донцова - Страсти-мордасти рогоносца

– Как же вы до всего докопались? – восхитилась Гелена Валентиновна.

– Преступники попадаются, как правило, на мелочах, – улыбнулась я, – а мы потихоньку собирали информацию, складывали по «зернышку». Красная губная помада в прикроватной тумбочке у женщины, которая никогда не пользовалась такой косметикой, – это меня удивило. Белого свитера, подаренного Антониной мужу, – не оказалось в вещах, оставшихся в номере гостиницы, но и не было в гардеробной дома. Зато там я нашла специальную полочку для хранения белого пуловера, пустую (Тихону Матвеевичу очень понравилась эта вещь, и он не удержался, забрал ее с собой, когда заходил на квартиру, пытаясь найти Антонину). Красно-синий ботинок Семена – Ткачев не подумал, что это примета, по которой можно опознать Павлова. Еще Антонина, старательно изображая вдову, сразу надела на голову черный платок. Немного странно было взять с собой на отдых такой аксессуар. Все остальные ее вещи в светлых пастельных тонах. Но это, конечно, не улика, так, маленький штришок. А вот слова, которые Ткачева произнесла по дороге на опознание тела мужа, весьма интересны.

Я посмотрела на владелицу отеля:

– Гелена Валентиновна, вы же их помните? Повторите, пожалуйста, фразу.

Родионова закивала.

– Да, да, Антонина Ивановна всю дорогу до морга сидела молча, но не плакала. Мне показалось, что она окаменела, у меня сердце от жалости к ней разрывалось. За весь путь Ткачева произнесла только одну фразу: «Бедный мой Тиша! Последнее, что он в жизни видел, была грязная дверь с нецензурным словом».

– Вот! – воскликнула я. – А ведь в момент сего заявления Ткачева никаких подробностей о кончине супруга не знала, ей лишь сказали, что случилось ДТП. Между тем у трансформаторной будки на самом деле очень грязная дверь, на которой кто-то с помощью баллончика яркой краски изобразил ругательство. Откуда у Тони данная информация?

Я взяла лист бумаги со стола.

– Это распечатка звонков на мобильном Антонины. Тихон Матвеевич «погиб» примерно в шесть часов вечера. А в восемнадцать сорок пять Ткачевой позвонили из телефона-автомата, который установлен на Ленинградском вокзале Москвы. Муж успокоил ее: «Все в порядке, машина вломилась в постройку, угодила прямо в дверь с ругательством, что символично». Его слова и повторила Антонина Ивановна.

– Глупо звонить, если собрался прикинуться трупом, – усмехнулась Эдита.

– Автомат на вокзале, разговор длился тридцать секунд, вероятность того, что станут проверять телефон Антонины, была очень мала, – возразил Иван Никифорович. – Мы заинтересовались этой информацией лишь после того, как поняли, что в кончине самой Ткачевой есть некая странность. Кстати, она могла бы объяснить тот вызов так: «Человек ошибся номером. Я ему ответила, он пошутил на тему своей неаккуратности». Более никаких звонков Антонине не поступало. И никто из нас, кроме Татьяны, не среагировал на слова, которые произнесла женщина, только что ставшая вдовой. Хорошо, что у нас есть Сергеева. Она молодец.

Я смутилась.

– Не могу похвастаться особой сообразительностью. Тоже сначала не обратила внимания на фразу про дверь. Но потом Эдита, уж не помню к чему, сказала: «Покойники не болтливы». И я отчего-то встревожилась. Прозрение пришло, когда Моисеенко рассказывал о наезде и воскликнул: «Отстаньте, я не помню ничего про машину! Вот то, что кто-то на стекле витрины матерное слово краской написал, я заметил». Были и другие зацепки. Я вспомнила, как Екатерина Андреевна рассказывала о том, что муж сбежал из дома. Мол, Семен оставил прощальную записку, «написал своей каллиграфией красиво». Но ведь собираясь уйти от жены, навряд ли станешь выводить текст буковка к буковке, правда? И я подумала, что цидульку нарисовал кто-то другой. Например, у Антонины, реставратора рукописей, были образцы почерка Павлова – его поздравительные открытки. Это мелочь. Был и серьезный прокол. Тихон Матвеевич сказал Моисеенко, что о продаже квартиры на Бронной не знает никто, даже Антонина. А в документах риелтора обнаружилось согласие его жены на эту сделку. Эдита проверила. Понимаете? Получается, что Антонина Ивановна была в курсе того, что затеял ее муж.

– Спящий убийца, – вздохнул Ватагин.

– Кто? – не понял Валерий.

Александр Викторович пустился в объяснения.

– Мой учитель, профессор Краузе, разработал классификацию убийц. Например, у каждого серийного маньяка есть своя причина, по которой он начал совершать тяжкие преступления. Но есть одно общее качество – лишив кого-то жизни один раз, маньяк потом не может остановиться и будет убивать людей, пока не окажется за решеткой. Если убийства внезапно прекратились, значит, серийщик либо умер, либо попал в тюрьму за иное преступление, либо очень тяжело заболел, не может самостоятельно передвигаться. Краузе выделил пятнадцать типов убийц. Среди них есть «случайные», «действующие из жалости», а есть «спящие». Как правило, это те, кто совершил преступление в юности и не был пойман. Такой человек всегда оправдывает себя: я хороший, меня вынудили пойти на убийство злые люди. В случае с Ткачевым это были авторитарные родители, не разрешавшие сыну жить, как он хочет. «Спящий убийца» потом живет как законопослушный член общества, не преступает черту. Но вдруг его кто-то сильно обижает, и в нем снова просыпается преступник. Он уже один раз избавился от проблемы, отняв у человека жизнь, вторично это сделать легче.

– И что теперь будет с Ткачевым, Моисеенко, Грачевыми? – полюбопытствовала Родионова.

Иван Никифорович закрыл свой ноутбук.

– Ну, это не нам решать. Будет следствие, суд. Ткачева, наверное, посадят. Предполагаю, что и Моисеенко можно привлечь за мошенничество. А где Грачевы, живы ли они или стали жертвами Тихона, мы не знаем.

– Главное, слухи о том, что в отеле «Лесной парадиз» клиенты умирают из-за повара-отравителя, теперь стихнут, – обрадовалась Гелена Валентиновна. – Все придумал Ткачев, персонал гостиницы ни при чем. Спасибо вам! Проведу ребрендинг, сменю название на… э… «Лесной рай» и забуду о всех неприятностях. Ну, я пошла, дел полно.

– Вот вам еще одна ошибка, которую допустил Тихон Матвеевич, – сказала Люба Буль, после того как наша клиентка покинула комнату. – Ему не пришло в голову, что Родионова, спасая честь своего бизнеса, кинется к нам, а мы докопаемся до истины.

Непростое, однако, дело было.

– Страсти-мордасти рогоносца, – неожиданно произнес Ватагин.

– Простите, не поняла, – удивилась я, – о чем речь?

Александр Викторович смутился.

– Случайно вырвалось. Я быстро забываю дела, над которыми работал. А это не очень хорошо, поэтому давно завел привычку давать каждому случаю название. Посмотрю на, так сказать, заголовок и – оп, вся информация в голове оживает. Историю, которая только что завершилась, я для себя именовал: Страсти-мордасти рогоносца.