Дарья Донцова - Имидж напрокат

Нина зачерпнула икру из баночки.

– Ну, отдельные лекарства только в больницах пациентам дают, под присмотром врачей. У больных с депрессией часто бывает бессонница, не всем помогают простые снотворные препараты. Коракор создали в помощь тем, на кого обычные пилюли не действуют. Некоторые люди по несколько суток глаз сомкнуть не могут. В нашем отделении коракор не используют, он есть только в СПА, где депрессиями занимаются. Препарат строгой учетности. А теперь вопрос: как он у Галкиной оказался?

– Где вы нашли упаковку? – спросила я.

– В палате Раисы, на тумбочке, – пояснила Нина, – рядом с конвертом, на котором надпись была «Вале лично в руки». Валентина – это невестка покойной.

– И где записка? – тут же осведомилась я.

– У меня в столе спрятана, завтра ей отдам.

Я отложила вилку.

– Вы напрасно снотворное забрали, на месте происшествия все должно оставаться без изменений до приезда полиции. А какой совет вам нужен?

Нина опустила голову.

– Понимаете, обычному человеку коракор в России не купить, его даже в Интернете нет, хотя там все вроде есть. У Раисы родственники очень въедливые, они матери ничего без консультации с доктором не приносили, а Галкину сам Валерий Борисович вел, никому не доверил. И правильно. У нас в клинике такие дураки есть – ой-ой! Наталья Федоровна, например, кардиолог, ну совсем без головы. А хозяин знающий врач.

– Он же невропатолог, – удивилась я. – При переломах нужен травматолог, а липому удаляет хирург.

– Милов хозяин центра, – напомнила Нина. – Лечащим доктором у Галкиной была Ксения Львовна. Раиса чихнет – Ксения тут же шефу докладывает. Может, Галкины друзья Милова или у них деловые интересы общие, не знаю. Но если шеф кого-то на контроль ставит, под свое крыло берет, то это однозначно человек не простой. Сын и невестка Раисы ей бы ничего не принесли без санкции Милова. А Валерий Борисович этой больной ни за что коракор не пропишет. И где же она его раздобыла?

Я вынула телефон и сделала фото тубы, одновременно высказав предположение:

– Напрашивается простой ответ: в отделении, где лечат депрессию.

Нина вытерла салфеткой рот.

– Вот. Я о том же подумала. И как его стащить? Особое хранение, его держат в сейфе. Старшая медсестра препарат лично больным раздает. Вынет из блистера таблетку и в лотке подаст тому, кому прописано. Утащить медикамент, проходя мимо поста, нельзя – в клинике даже аспирин без внимания не оставят. Очень строго с этим. И не в нашем крыле депресняки-то. Надо идти в другой корпус, туда, где СПА. Тех, кто в уныние впал, лечат ваннами, физкультурой, массажем, поэтому находятся они неподалеку от зоны релакса. А Раиса из отделения не высовывалась. Как сын ни уговаривал ее погулять, наотрез отказывалась, в палате сидела.

Медсестра на секунду умолкла, потом продолжила:

– Если все хорошенько обдумать, то получается, что только старшая медсестра из СПА могла Галкиной коракор дать.

Я, «купая» пакетик с чаем в кипятке, удивилась:

– Вы же говорили, что его хранят с большими предосторожностями. Наверное, со склада не просто так получают, а по счету, ограниченное количество.

– Из внутренней аптеки, – поправила Нина. – Да, на неделю выдают строго под больного, за каждую таблетку отчитываются.

– Ну и как медсестра могла украсть хоть одну дозу? – усмехнулась я.

Нина щелкнула языком.

– Ой, Лампа, наивная вы… Вам лекарства приносят?

– Да, – кивнула я.

– Какие?

– Названий не знаю, – растерялась я. – Поставят на тумбочку пластмассовую коробочку с отделениями, на них написано: утро, день, полдник, вечер. В ячейках таблетки. Разные. Очень удобно. Так у всех, наверное.

– Нет, – возразила собеседница. – Просто вам не назначили сильных препаратов, можно сразу дневную дозу выдать. А если кому-то прописано нечто мощное, тогда мы приносим дозу для каждого приема и смотрим, чтобы больной проглотил. Но я сейчас о другом. Пилюльки по виду какие?

– Утром розовая и желтенькая, на ночь такие же, – отчиталась я, – днем мне ничего не положено.

Нина подняла брови.

– Пациенты знают внешний вид лекарства. У вас вот розовенькие и желтенькие таблетки. Но, например, мезим тоже розовый, а аллохол желтый. Копеечные лекарства, в любой аптеке их без рецепта можно купить. И но-шпа желтая, кстати, и валерьянка. Да я вам сейчас с десяток средств назову такого цвета. Подобрать похожие на те, что, скажем, пациентка Романова принимает, не трудно. И больные не особенно пилюли разглядывают, если только это не здоровущая капсула яркого окраса. Коракор же просто белый, на многие медикаменты похож. Понимаете?

– Теперь да, – кивнула я, – ничто не мешает подменить лекарство, давать больным ерунду, а сильное снотворное накопить.

– Некоторые такими махинациями занимаются, – понизила голос Нина. – Встречаются сволочи, которые мощные обезболивающие препараты наркоманам продают, а больному фигню суют. Вот что мне теперь делать? Я пока никому не рассказала, потому что вечер, из старших никого нет.

– Завтра с утра непременно доложите врачу, – посоветовала я, – если ваши подозрения правильны и старшая медсестра накопила снотворное, а потом дала его Галкиной, то это преступление.

Нина оперлась локтями о стол.

– Знаете, кто в «депрессии» старшая над средним персоналом? Ксения. Вы ее видели. Она сегодня утром, когда вы проснулись, здесь, в палате, была. Ей зачем-то понадобилась Валерия, терапевт, а та как раз к вам зашла.

– Помню ее, – кивнула я, – у нее одежда, как у сестры милосердия начала девятнадцатого века.

– В СПА-корпусе персонал в таком ходит, – поморщилась Нина. – Сам Милов эту фишку придумал, там и интерьер под старину. Я ситуацию в голове много раз прокрутила, все на Ксении замыкается. Но, понимаете…

Нина замолчала.

– Говорите, – попросила я.

– Мы с Ксенией очень близкие подруги, – призналась Нина. – Познакомились в медучилище. Я из захолустья приехала в столицу, едва пятнадцать исполнилось. Мама отправила меня к своей сестре, понимая, что на родине шансов найти приличную работу нет, придется или на рынок торговать вещами податься, или на фабрику, где стиральный порошок делают. А я окончила девять классов на пятерки. Правда, школа была затрапезная, учили абы как, мои «отлично» в Москве тройками оказались. Тетя в медучилище полы мыла, она и попросила директрису меня в класс взять. Ксения тоже у какой-то бабки угол снимала. А в конце концов, когда мы с ней подружились, она у нас оказалась. Мы до сих пор в той квартире живем. Тетя умерла. У меня двое детей, у Ксении трое.

– Весело у вас, наверное, – улыбнулась я.

– Не передать словами, – сказала Нина. – Девочки в одной спальне, мальчики в другой. И общая комната, мы в ней телик смотрим, отдыхаем.