Дарья Донцова - Имидж напрокат

Сестра Милова рассмеялась:

– Один раз отец приволок курицу. Мать ее развернула, глядь, а у тушки из попы купюра торчит. Отец возмутился: «Что за люди! Она мне конверт совала, я четко объяснил: не беру гонорар, я врач на окладе, а не цыганка-гадалка. Баба вроде поняла, ушла и вернулась с бройлером. И хотел ведь отказаться, но она так жалобно протянула: «Борис Валерьевич, своя кура, не купленная, от чистого сердца». И что? Нахалка ей в жопку ассигнацию засунула! Мне что, теперь все куриные задницы обследовать? Стать проктологом по этой части?» Мама бумажку вынула, но она оказалась не купюрой, а открыткой «Поздравляю с Днем советской Конституции». Папа с тех пор, если кто-то при нем говорил, как хорошо коммунисты заботятся о народе, бормотал: «Да, да, я отлично знаю, какое место советская Конституция в нашей жизни занимает».

– Вы тоже хирург? – поинтересовалась я.

Хозяйка подлила мне чаю.

– Нет, для этой специальности мне характера не хватает, я работаю в клинике брата косметологом в отделении безоперационных подтяжек.

– Есть и такие? – удивилась я.

– Конечно, – сказала Надежда, – это уколы, аппаратные процедуры. Могу с помощью инъекций сделать человека на десять лет моложе.

Из прихожей раздался грохот, сестра Милова вскочила и поспешила в холл, я пошла за ней.

На красиво уложенной плитке сидел парень в черных джинсах, такого же цвета футболке и странной жилетке. Черные волосы незнакомца были собраны в хвост, в ушах золотые колечки. Шею и руки парня покрывали разноцветные татуировки, а на лбу красовалась большая ссадина.

– Борис! – ахнула Надежда. – Что случилось?

– Шел домой, – заплетающимся языком завел молодой человек, – надо было по красной идти, а меня понесло по зеленой… Устал, мамулечка, сильно устал, сел у А-пять отдохнуть. Потом решил встать… голова закружилась… я упал… Мама, спать хочу…

Произнеся последнюю фразу, Борис вытянулся на полу, подсунул под щеку сложенные ладони и захрапел. В воздухе резко запахло алкоголем.

– Сын не пьет, – начала оправдывать отпрыска мать, – вообще не увлекается спиртным. Но недавно его бросила Анжелика. Хорошая девочка, студентка, она здесь экскурсии водит. Не знаю, что у ребят не задалось. Пыталась поговорить с Ликой, та ответила: «Надежда Борисовна, мы не сошлись характерами, у нас разные цели, нам лучше идти по жизни отдельно». И вот мальчик стал выпивать. Еще хорошо, что в таком состоянии на мотоцикл не садится… О, Боже, сейчас мама придет! Она всегда в пять вечера заглядывает чайку попить. Осталось пятнадцать минут. Нельзя, чтобы она Боречку в таком состоянии увидела. Дорогой, встань!

Надежда стала тормошить сына. Тот открыл глаза, сел, покачался, икнул, издал отвратительный звук, а потом парня вырвало прямо на плитку. Борис тут же снова лег и захрапел.

– Господи, что делать? – прошептала Надежда.

Я посмотрела на ее трясущиеся губы, ввалившиеся глаза и решила взять ситуацию в свои руки.

– За четверть часа можно добежать до канадской границы. Где у вас ведро и кран с водой?

– Третья дверь слева по коридору, – сказала Надежда, – там, в постирочной, есть все нужное.

– Живо тащите сюда плед, – приказала я и кинулась за ведром.

Снова в холле мы оказались одновременно, я со шваброй, сестра Милова с одеялом.

– Поворачиваем Бориса на бок, – скомандовала я.

– Как? – окончательно растерялась мать.

– Так, как судмедэксперты труп вертят, чтобы на спину взглянуть, – пояснила я. – Видели когда-нибудь? У вас же был в институте курс судебной медицины.

Надя кивнула.

– Ну-ка, вы врач, я санитар, – скомандовала я, – ваши ноги, мой торс. Хвать, раз-два-три… Теперь вы его удерживаете, я подстилаю одеяло. Опускаем тело… ой, простите, Бориса. Отлично. Хватайте плед за край и тяните его куда надо. А я пока пол вымою.

Когда в замке заворочался ключ, от зловонной лужи ничего не осталось, плитка сверкала, противный запах улетучился в предусмотрительно открытые хозяйкой окна. Где Надежда спрятала своего Борю, я понятия не имела, но надеялась, что у нее хватило ума запихнуть пьяного сына в самый дальний угол дома.

Дверь распахнулась, появилась приятной полноты круглолицая дама с коробкой, в которой явно был торт. Заговорила она с порога:

– О, Надюшенька, у тебя гости? Познакомь меня с милой девочкой. Добрый день, ангел мой, я Галина Михайловна.

– Евлампия Романова, лучше просто Лампа, – привычно произнесла я.

– Душенька! Какое прекрасное старинное имя! – восхитилась старшая Милова. – На память сразу приходят Лесков, Салтыков-Щедрин, Мельников-Печерский. Слышали о таких писателях?

– У последнего мне очень нравится роман «В лесах», – ответила я, – вторая книга «На горах» тоже замечательная, но я ее люблю меньше.

– Надюшенька, завари твой фирменный чаек, – прожурчала нежным голосом Галина Михайловна.

– Мама, Лампа устала, она как раз собиралась уходить, – пробормотала дочь, – ты ее буквально у выхода поймала.

Пожилая дама взяла меня за руку.

– Ах, душенька, неужели вы откажете в удовольствии пообщаться с вами? Любите классическую музыку?

– Я окончила консерваторию по классу арфы, – ответила я, не признавшись, что щипковый инструмент никогда не приносил мне ни малейшей радости.

– Надюша, где ты откопала эту чудо-девочку? – восхитилась мать. – Красавица, умница, знает литературу, играет на стоячих гуслях. Раритет, брильянт! Дорогая, вы замужем?

Я кивнула.

– Супруг хороший?

– Замечательный, – улыбнулась я.

– Ах, какая жалость! – воскликнула Галина Михайловна. И тут же спохватилась: – Не поймите меня неправильно, я рада, что у вас удачный брак. Но у моей подруги холостой сын, который никогда не был женат, не пьет, не курит, зарабатывает прекрасно, хорош собой, и я подумала: ему бы такую, как вы, спутницу жизни. Пойдемте, дорогая. Надю-ша заварит чаек, вы отведаете торта, который я сама испекла. Поверьте, лучше меня только один кондитер – Александр Селезнев. Но он профессионал. Среди любителей я – первая.

В палату я вернулась около девяти и рухнула в кровать, понимая, как себя ощущает курица, попавшая в ощип. Галина Михайловна была очень мила, ее бисквит оказался вкусным до невозможности, я расслабилась и сама не заметила, как рассказала пожилой даме всю свою биографию. И вот странная деталь: в конце очень приятно проведенного вечера я ощутила такую неимоверную усталость, что еле-еле смогла встать со стула. Спасибо Галине Михайловне, которая, приехав к дочери на машине с шофером, подвезла меня до корпуса и даже проводила к лифту. Спать мне хотелось так, что я не пошла в ванную, упала в кровать, даже не умывшись. Хорошо хоть нашла остатки сил на то, чтобы раздеться. Последнее, о чем я подумала перед тем, как утонуть в пучине сна: раньше полудня не проснусь… Но, конечно же, ровно в шесть нежный голос пропел над ухом: