Наталья Александрова - Бой с ленью

– К берегам священным Нила… там-пам-пам…

«Раз ему нравится, значит, и я полюблю оперу», – подумала тогда Жанна.

Еще в кухне были огромная хрустальная люстра на двенадцать ламп, золоченые краны, а вся бытовая техника встроена и надежно упрятана под дубовые дверцы. Двери были двухстворчатые, шикарные, в них вставлены витражи, изображающие опять-таки каких-то египетских воинов в полном боевом облачении и цветы лотоса. Над дверями висел бронзовый индийский гонг.

Тут Жанна заметила, что Ашот уже почти доел, и вскочила, чтобы сварить кофе. Насчет кофе она была спокойна, потому что, как всякая армянская женщина, относилась с большим трепетом к этому напитку и с детства была приучена его готовить. Да и у Ашота был, разумеется, полный набор привезенных из Ливана джезв самого разного размера – от крошечной, величиной с наперсток, до большой, на четыре чашки.

Жанна вдохнула божественный запах сварившегося кофе, как всегда, успела в самый последний момент, чтобы пена не сбежала, и налила густую жидкость в две чашечки из кофейного сервиза, который Ашот раскопал в одной антикварной лавочке в Иране, когда был там по делам. Чашечки были прекрасной формы, с тонкой ручкой и золотым блюдечком. На самой чашке было нарисовано что-то персидское. Ашот сделал глоток кофе и снова поглядел на нее очень одобрительно. И хоть насчет кофе Жанна нисколько не сомневалась в своих талантах, все же от его взгляда в груди разлилось что-то теплое, и захотелось вдруг заплакать.

«Господи, как я счастлива! – подумала она, отвернувшись, чтобы Ашот ничего не заметил. – Жизнь прекрасна!»

И тут же в душе шевельнулась тревога. А вдруг все изменится? Вдруг Ашот ее разлюбит? Нет-нет, такого не может быть, Жанна будет бороться за свое счастье. Она окружит его такой любовью и заботой, что он и думать забудет, что на свете существуют другие женщины! А самих этих женщин она не подпустит в Ашотику на пушечный выстрел!

Где-то в глубине квартиры зазвонил телефон.

– Я подойду! – встрепенулась Жанна.

Она бросилась к дверям и, неудачно вписавшись, ударилась головой о бронзовый гонг, который ответил оскорбительным гулом. Жанна почувствовала, как из глаз посыпались искры.

«Что я делаю здесь, в этой квартире? – вдруг подумала она. – Зачем мне нужна эта бьющая через край пышная роскошь? Зачем я торчу у плиты вместо того, чтобы ехать на работу? Ведь там ужасная запарка, а я отключила мобильник, чтобы не смели меня беспокоить…»

Но тут же сильные руки подняли ее, темные ласковые глаза заглянули в самую душу, и мягкий бархатный голос произнес тревожно:

– Ушиблась? Моя девочка ушиблась? Нет?

И теплые губы уже прижались к больному месту, и все прошло, осталось только чувство непрекращающегося восторга и гордости – этот сказочный, невероятный, самый лучший в мире мужчина из всех женщин выбрал ее!

Телефон перестал звонить – утомился. Через некоторое время, когда двое оторвались друг от друга, Ашот проговорил, глядя на Жанну влажными глазами:

– Дорогая, я так хочу сделать тебе какой-нибудь подарок! Но, понимаешь, это должен быть такой подарок, на который ты могла бы смотреть. И вспоминать меня. Так что бриллианты отменяются, на них-то будут смотреть другие…

– Так подари мне какую-нибудь картину! – счастливо засмеялась Жанна.

После тяжелого разговора с «Варварой Борисовной» временно стоящая у руля галереи «Райский сад» Дина Михайловна куда-то стремительно умчалась. Следом за ней, почувствовав отсутствие руководства, разбежались и остальные сотрудники. Как известно, «кот из дому – мыши в пляс». Короче говоря, вскоре в «Райском саду» остались только три человека – секретарша Сашенька, миниатюрная старушка Мира Ивановна, дипломированный искусствовед и по совместительству редкостная зануда, а также охранник Прохор Петрович, ветеран внутренних войск и большой любитель кроссвордов.

Сашенька сидела в приемной и отвечала на звонки. Прохор Петрович разгадывал заковыристый, так называемый эстонский кроссворд в тихом уголке неподалеку от входа в галерею. Мира Ивановна ходила по залу, заламывая руки и что-то бормоча себе под нос обиженным детским голоском.

Мира Ивановна была очень обидчива.

Причин для обиды у нее всегда находилось множество.

Например, она до сих пор очень обижалась на своих родителей, давно уже покойных, за то, что они дали ей слишком замысловатое имя. Дело в том, что полное ее имя было Миррева, то есть «Мировая революция». Сократив это имя до коротенького «Мира», дама отчасти решила проблему, но она нет-нет да и всплывала при посещении паспортного стола, жилконторы и других государственных учреждений, где приходилось называть свое полное имя.

Сегодня же Мира Ивановна была обижена на начальницу.

– Меня, дипломированного искусствоведа с большим стажем, – вполголоса бормотала старушка, остановившись против охранника, – она грозилась выгнать на улицу! На панель!

– Не беспокойся, Ивановна, – утешал ее Прохор Петрович, – панель тебе точно не грозит! А вот ты лучше скажи, что за слово такое – моральная категория из семи букв, начинается на «С», кончается на мягкий знак?

– Совесть! Совесть она потеряла! – воскликнула Мира Ивановна, сложив ручки. – Знает, что я не могу хлопнуть дверью…

– О! – обрадовался охранник. – Точно – совесть! Подходит! И мягкий знак на конце! Ну, Ивановна, ты голова! Не зря в институтах обучалась!

Мира Ивановна обиженно фыркнула и удалилась от нечуткого охранника. Убедившись, что посетителей в галерее нет и не предвидится, она в поисках сочувствия зашла в приемную, где скучала перед телефоном Сашенька.

– Представляете, Сашенька, – начала она с порога, – меня, дипломированного специалиста, эта дилетантка угрожала выгнать! Причем в такой хамской форме! Тебе – говорит – давно пора на помойку! Бутылки собирать! Вы представляете? С кем она останется?

Сашенька тяжело вздохнула. Она тоже не слишком хорошо относилась к резкой и бестактной Дине Михайловне, но, с другой стороны, понимала, что Мира со своими поучениями может достать кого угодно…

– Мира Ивановна, хотите кофейку? – предложила вежливая девушка. – У меня «Карт нуар»…

– Кофе вреден! – строго проговорила старушка. – Вот если чаю…

– Можно и чаю. Вам черный или зеленый?

Мира Ивановна хотела уже произнести лекцию о сравнительных достоинствах разных сортов чая, когда в переговорном устройстве послышался голос Прохора Петровича:

– Ивановна, швартуйся в зал! Клиенты нарисовались!

– Какой он, однако, невоспитанный! – проворчала Мира Ивановна и покинула приемную, с сожалением взглянув на чайницу с прекрасным китайским чаем. Сашенька облегченно вздохнула: общество занудной искусствоведши не вызывало у нее положительных эмоций.