Наталья Александрова - Бой с ленью

– Да он тебя уже чуть не убил!

– Меня зовут Борис, – начал художник свой рассказ, – Борис Крестовоздвиженский. Когда-то у меня были выставки, и работы мои покупали…

– Точно, – подтвердила Катя, – помню такую фамилию! Кажется, ты участвовал в выставке в Манеже…

– Ну да, было такое… – художник тяжело вздохнул, – а потом мода изменилась, и мои работы перестали покупать.

Борис болезненно поморщился, потрогал свою голову и удивленно уставился на перемазанную кровью руку.

– М-да… – протянул он и продолжил свой рассказ: – Покупать мои работы перестали, а деньги-то нужны… я сам человек неприхотливый, мне много не надо, но моя жена…

– Ты женат? – удивленно переспросила Ирина, окинув художника недоверчивым взглядом. По ее представлениям, ни одна уважающая себя женщина не довела бы мужа до такой степени и не выпустила бы его из дому в таком затрапезном виде. Впрочем, тут же подумала она, может быть, это богемная особа вроде Катьки… та и сама ходит черт знает в чем…

– Был женат, – рассеял Борис ее сомнения, – мы с женой давно развелись, уже десять лет назад, но у нас двое детей, Витя и Митя, и на них нужны деньги… сами знаете…

– А, ну понятно…

– Особенно на Митю, он одаренный мальчик, учится на скрипке… всего семь лет, а уже большие успехи…

– Семь лет? – растерянно переспросила Ирина. – Ты же сказал, что вы десять лет в разводе?

– Ну, в разводе, – Борис пожал плечами, – мало ли что в разводе? Разводились долго, то и дело встречались… ну, Митя и родился…

– Ладно, это меня не касается. Ты переходи ближе к делу!

– Ну да, ну да… – Борис опять болезненно поморщился и продолжил: – Как мои работы покупать перестали, сел я на улице портреты рисовать. Хоть по фотографии, хоть с натуры. Работа, конечно, не сахар, в любую погоду на улице торчишь, но что делать? Только заработок, разумеется, неважный, не разгуляешься. На хлеб да на водку хватало, а на детей ничего не оставалось. Жена моя бывшая скандал за скандалом закатывала… – Борис снова скривился, то ли от неприятных воспоминаний, то ли от боли в разбитой голове. – Что делать? Несколько раз пытался я через старых знакомых к какой-нибудь денежной халтуре пристроиться. Раньше-то художнику просто было на коньячок подзаработать…

Глаза Бориса радостно засияли от приятных воспоминаний, он заметно оживился.

– Ты не отвлекайся! – остановила его Ирина. – Ближе к делу!

– Ну да, ну да… я попытался к кому-нибудь из олигархов пристроиться, нашел одного, помельче, еще не охваченного, как он сам себя называл – король картонной тары и упаковки. Договорился уже о портрете, нужно было его изобразить на фоне огромной коробки кефира. Только приехал я к нему в особняк на сеанс – а его в машине взорвали, вместе с охраной, то ли конкуренты, то ли наследники, то ли те и другие вместе. Я думаю – хорошо, в той машине не сидел! А то соскребали бы меня вместе с его охранниками с окрестных зданий, как краску со старого холста. И решил с олигархами не связываться, себе дороже! Деньги, конечно, нужны, но жизнь, как известно, дается человеку один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно.

Борис перевел дыхание, потер разбитую голову, пристроился поудобнее и продолжил:

– Нашел было хорошую халтуру. Одна богатая северная автономия купила в Петербурге дом для своего представительства. Ну, понятное дело, понадобилось им в конференц-зале стены расписать: олени, собаки, чумы и всякая такая северная экзотика. Мы с одним приятелем подрядились, намалевали штук двести оленей, очень, между прочим, постарались, а тут скандал случился – представитель этой самой автономии оказался мошенником и скрылся где-то в Африке со всеми деньгами. В том числе и с теми, что на отделку здания предназначались. Ну, понятное дело, нам ни гроша не заплатили. Еще и привлекли в качестве свидетелей. Хорошо хоть никаких обвинений не предъявили. Потом новый представитель даже заплатить предлагал, но только натурой, оленями. А что я буду здесь с этими оленями делать? Ну, покрутился я и вернулся на панель.

– Это в каком смысле? – удивилась Ирина.

– В самом прямом смысле, портреты прохожих рисовать. Можно по фотографии, можно с натуры. «Девушка, всего пятнадцать минут – и вы будете запечатлены на века…» Некоторые собачек или котов заказывали…

Борис тяжело вздохнул.

– Кантовался я так несколько лет, как цветок в проруби, пока не познакомился с Оксаной. Принес ей в галерею свои работы, думал, может, что-нибудь возьмет, хоть по дешевке. Она на холсты мои поглядела, говорит, на это сейчас спроса нет и в ближайшие двести лет не предвидится. Я уже хотел уйти, а Оксана дверь кабинета закрыла и сделала мне предложение. Чтобы сидел я где-нибудь в тихом месте и малевал по ее заказу пейзажики и натюрмортики под чужой фамилией.

Художник снова тяжело вздохнул.

– Сначала я отказался, речь произнес в том духе, что я творец, художник, как говорится, с большой буквы… а потом вспомнил про детей, про Митеньку… какой он талантливый… подумал, что мне жена бывшая скажет и с каким выражением, и согласился. Оксана, наверное, нисколько в согласии моем не сомневалась, разбирается она в людях…

«Оно-то, может, и так, – переглянулись Ирина с Катей, – а вот не разобралась она в том злодее, что ее убил…»

– Поселила она меня в этом сарае, привозила раз в месяц еду, выпивку и заранее загрунтованные холсты и лишь командовала: сейчас, мол, нужны пейзажи, а сейчас натюрморты… и всей радости у меня было только общение с Васенькой! – Борис запустил руку за пазуху и почесал хомячка. – Васенька, он душевный, ласковый, и на искусство у нас близкие взгляды.

Хомяк, видимо, понял, что хозяин говорит о нем, и выглянул наружу, поблескивая круглыми глазками.

– Платила, правда, хорошо, – продолжил Борис, – жена моя бывшая очень стала довольна, Митеньке скрипку новую купила, ремонт в квартире сделала, даже зубы новые вставила.

– А зачем Оксана холсты заранее грунтовала? – заинтересовалась молчавшая до того Катя. – Обычно художники сами грунт наносят, кому как привычнее… кто погуще, кто поровнее…

– Не знаю, – Борис пожал плечами, – первое время сам удивлялся, потом привык… грунт густой, пастозный, видно, одна рука… Иногда вместо Оксаны Александр приезжал, особенно последнее время…

– Вот этот, – уточнила Ирина, – который тебя чуть не угробил?

– Он самый! – Борис покосился на бывший Оксанин сарай.

Развалюха уже догорала. В воздухе вокруг нее огненными светляками летали искры. На безопасном расстоянии от дома толпились деревенские жители, не пытаясь потушить строение, но следя, чтобы пламя не перекинулось на соседние избы. В дальнем конце деревни раздалась сирена, и к месту событий лихо подкатила пожарная машина. Пожарные отогнали зевак подальше и принялись сбивать пламя и растаскивать догорающие бревна.