Дарья Калинина - В семье не без убийцы

И таких вещей оказалось неожиданно много, очень много. И еще Наташа очень трепетно следила, чтобы у него не возникало перерывов в работе. Когда Роман был дома, он все время работал. И на работе он тоже работал. То короткое время, когда он мог отдохнуть, была дорога на работу и с работы. Так что неудивительно, что в дороге он проводил все больше и больше времени. Нигде больше он просто не мог расслабиться.

Друзья были под запретом. Баня и спортзал тоже. Даже магазины ему разрешалось посещать лишь в сопровождении Наташи. Если же Роман куда-то уходил, а она была вынуждена оставаться дома, то звонила ему каждые пять минут, и Роман был уверен, что жена ждет его возвращения с секундомером в руке. Находясь дома, Роман никогда не был предоставлен самому себе. У Наташи была фантастическая способность доставать его всюду и находить его как раз в тот момент, когда ему больше всего хотелось просто посидеть или даже подремать. Не проходило и нескольких минут, как он уже слышал у себя над ухом:

– Милый! Ты тут?

У Наташи была забавная особенность речи, она не умела смягчать букву «л». А уж в слове «милый» и вовсе произносила ее так твердо, что у Романа при звуках ее голоса всегда возникала мысль о расстреле, если он не выполнит очередного доверенного ему поручения.

Роман пробовал прятаться на работе, но и там его доставала вездесущая Наташа.

– Милый! – раздавался в трубке ее требовательный голосок.

Голосок, от которого сердце Романа раньше трепетало и таяло, со временем трепет остался, а вот с таянием возникли какие-то недоразумения. Теперь от голоса жены его кидало в холодный пот, и у него начинали дрожать пальцы. К тому же Наташа как-то так умела, не повышая голоса, настолько испортить ему настроение, что иногда Роману даже казалось, что все ее существование заключается исключительно в том, чтобы почаще его мучить, не давая ему просто жить и радоваться этой жизни.

Но для всех окружающих у них была совершенно идеальная семья. Наташа всю себя посвящала заботе о Михасике, доме, быте и семье. Ничего на сторону, все в дом. Ремонт обязательно с использованием импортных материалов. Новая мебель, только итальянская. Дорогая «бошевская» техника. Никакие санкции Наташи не были помехой. А стремление поднять отечественного производителя отсутствовало начисто.

– Да у вас дома теперь просто рай, что ты вечно словно в воду опущенный ходишь? Радуйся, – удивлялись ему.

Но Роман не мог радоваться, его тяготил вопрос: если бы весь этот быт не оплачивался целиком и полностью из его кармана, как долго бы его стали терпеть в этом раю? И поневоле возникало ощущение, что недолго. Хотя с этим обстоятельством Роман мог бы еще как-то смириться, но вот постоянный долбеж мозга сломил бы и куда более выдержанного человека.

И как долго Роман еще сможет выдерживать такое отношение, большой вопрос. Потому что если в начале их семейной жизни Роман еще на что-то надеялся, то теперь, к исходу третьего года совместной жизни, ему уже казалось, что спасения никакого нет и быть не может. Только и остается – тащить на своих плечах и эту невыносимую женщину, и этого гадкого ребенка, а возможно, и еще одного или даже двух, потому что Наташа всегда и для всех с важным видом сообщала, что детей в семье должно быть трое, и никак не меньше. Один для папы, один для мамы и один на всякий случай. И хотя после рождения Михасика жена уже реже выдвигала этот тезис, у Романа он засел где-то в подкорке и временами очень его тревожил. Он и одного-то Михасика еле выдерживает, а если тут появится две или даже три таких вот уменьшенных копии сыночка, от самого Романа точно ничего не останется.

Но и сейчас было ничем не лучше. И все чаще Романа стали одолевать мысли, что спасение утопающих – это дело рук самих утопающих. Тем более что он видел – помощи ждать неоткуда. Роман прекрасно понимал: если он захочет просто так, без видимых причин, бросить жену с ребенком, его осудят все, включая его собственных родителей. Только сестра, вероятно, поймет. А реакцию Наташиной семьи и представить страшно.

А семья эта, надо сказать, весьма многочисленна, и даже за три года своего супружества Роман не успел познакомиться со всеми родственниками. Начать с мамаши, носившей гренадерские усы и неизменно приветствовавшей его таким громогласным «Зятек!», что от страха писались дети и маленькие собачки.

Ручищи у тещи были мощные, словно у ударника-комбайнера. Но еще больше были лапы у Наташкиного брата. Он обожал обниматься, из его объятий Роман выходил с неизменно помятыми ребрами. Прочая родня также отличалась завидной комплекцией и крепким здоровьем. И было их много, очень много. С полсотни человек Роман уже видел, но имелись еще какие-то дяди и тети за Уралом, на Кавказе в регионе Минеральных Вод, в Сиднее и даже в Калифорнии проживала то ли двоюродная сестра дяди, то ли племянница отчима кузины.

И в этой многочисленности была для Романа еще одна причина не искать повод для развода с Наташей. Где бы ни проживали Кузькины, они держались друг друга и по первому требованию могли прийти на помощь обиженному родственнику. Так что Роман даже не сомневался – вздумай он оставить Наташу, ему бы пришлось по очереди пообщаться со всеми знакомыми родственниками и познакомиться со всеми теми, с кем ему еще знакомиться не доводилось. И таких разговоров Роман побаивался, потому что успел понять: свое умение выносить мозг Наташа получила не откуда-то со стороны, она унаследовала его от своей мамочки. Можно сказать, это свойство у Кузькиных было врожденным признаком. И уникальной Наташа казалась лишь в отрыве от своей семьи, а в кругу родных совершенно терялась на общем фоне, что делало ее не менее опасной, а просто менее заметной.

Так что сон, который увидел Роман, был вполне закономерен, если вспомнить, что в последнее время у Наташи обострилось еще и такое качество, как ревнючесть. Иначе назвать ее состояние было невозможно, потому что на ревность эта оголтелая истерическая и припадочная паранойя совсем не походила. Это была именно ревнючесть – тупая, бессмысленная, выматывающая силы, нервы и отнимающая драгоценные часы, которые могли бы быть спокойными и счастливыми, но становились невыносимыми.

И Роман уже не раз и не два задумывался, а стоит ли так страдать и быть хронически несчастным человеком или все-таки нужно собрать волю в кулак и сказать «нет» своей неудавшейся семейной жизни? Он был готов даже оставить Наташе квартиру и машину. Какая прекрасная и освежающая душу мысль! Вот выплатит кредиты за квартиру и машину и уйдет от жены! Тем более что за машину осталось платить совсем чуть-чуть, за квартиру, конечно, подольше, но он справится. Если впереди у него будет просвет, то он выдержит еще и год, и два. Ради такой цели все выдержит! Роман также был готов взять сверхурочную работу, чтобы платить Наташе приличные алименты. Все, что угодно, лишь бы существовать отдельно от нее. И в душе он тихо надеялся, что когда он выплатит долги, то сможет улизнуть.