Татьяна Луганцева - Пуд соли на сердечную рану

– Честно.

Однажды Настя пригласила подругу в кафе и, не глядя ей в глаза, сказала:

– Зря ты меня тронула…

– В смысле?

– Ну, попросила позаниматься с тобой… Я-то уже забросила это дело, а тут перед глазами снова поплыли цифры, уравнения, задачи… И я сдуру, по-другому не назовешь, открыла пару интересных закономерностей, которые смогли бы стать очень хорошим подспорьем для пары изобретений. Подробнее объяснять не буду, ты все равно не поймешь. Короче, я их отослала в патентное бюро, и мне снова пришло приглашение от института в Москве. Они готовы взять меня на второй курс и даже обещают аспирантуру. Прямо вот так, заранее.

Глафира потрясенно смотрела на подругу.

– Так это же здорово!

– Чего же тут здорового? Я в смятении! Чего они мне все душу травят? Как только вспоминаю физику, так сразу же какие-то открытия и изобретения в голову лезут…

– Мы учимся в меде, и это тоже здорово, – попыталась подбодрить ее Глафира.

– Ага, здорово… Очень весело, что я теряю сознание при виде каждого трупа и даже капли крови, а все вокруг ржут как кони! Одна ты подставляешь свое хрупкое плечо. Прямо уже аттракцион существует: «Покажите Семеновой кусок кишки и приготовьте батут». Хороший из меня, видимо, доктор получится!

– Это пройдет. И потом, не все медицинские специальности такие уж «кровавые». Будешь окулистом или отоларингологом, например… – не очень уверенно откликнулась Глафира. И вдруг взяла Настю за руку. – Слушай меня! Плюнь на все и езжай в Москву. Займись там делом, о котором мечтаешь. Тем более что ничего не теряешь, раз берут на второй курс. Я знаю, ты здесь из-за мамы, но… Если Полина Андреевна позволит, я поухаживаю за ней. Мама у тебя замечательная, а я осталась на свете одна. Мне это делать будет совсем нетрудно, даже в радость… Заранее предупреждаю: я, конечно, буду плакать, провожая тебя, так как теряю единственную подругу, но я хочу, чтобы ты занималась своей любимой физикой…

Настя долго смотрела на Глашу, а потом кинулась к ней и расплакалась на ее плече. Они не ошиблись друг в друге!

Прошли годы… Мама Насти умерла. Сама Настя стала кандидатом физико-математических наук, работала в одном из оставшихся после перестройки очень нужном и престижном научно-исследовательском институте. Затем вышла замуж за американского ученого Джона Тирро, познакомившись с ним на одном из международных симпозиумов. Родила дочь, развелась. В данный момент проживала в Москве в трехкомнатной квартире в центре города, занималась наукой, преподавала и меняла любовников, что называется, как перчатки, нередко повторяя, что ее в жизни прежде всего интересует физика, а во-вторых – мужчины. Их у Насти всегда имелось предостаточно до брака и после. И что самое интересное, во время брака тоже. Когда Глаша пыталась осудить подругу за аморальное поведение, Настя заявила:

– Я женщина темпераментная, а за Джона выходила не как за мужчину!

– Как это? – не поняла Глафира.

– А как за отца! Чего непонятного? Беременная я была. Кроме того, он ученый, я ученый, мы коллеги. Думала, мы создадим семью без истерик. Но как мужчина он мне не нравился. Мужчин на свете много, и этим надо уметь пользоваться в своих интересах. Хотя тебе не понять, ты совсем другая…

Глафира же с отличием окончила медицинский институт, и никто не удивился, что она стала хирургом, причем детским. Глаша была просто образцом чести, совести, педантичности и хладнокровия. Только Настя сказала ей тогда, проявив некоторое опасение и тревогу:

– Выбери другую специализацию. Ну, там, окулист, терапевт…

– Чем плохо – хирург? – не понимала Глаша.

– Ты выбрала самое ответственное дело, не дающее ни малейшего права на ошибку. Да с твоим-то подходом к делу ты просто сгоришь на работе! Мне жалко тебя, – беспокоилась за подругу Анастасия.

– Нет, я выбрала правильно. Это – моя специализация, – заупрямилась Глаша.

И у нее действительно получилось – она стала самым молодым оперирующим хирургом, которому доверяли сложные операции. У нее было мало осложнений и совсем маленькое «кладбище», которое есть у каждого хирурга.

А вот с личной жизнью у Глафиры не сложилось вовсе. Поклонников у нее не было никогда. Внешне-то девушка была весьма привлекательна, но слыла странной и нелюдимой, и это никак не придавало Глаше привлекательности в сексуальном плане. И потом, избранная профессия, очень серьезная, отнимала практически все силы. Да и общительней она не стала. Работа – дом, дом – работа, вот так складывалась ее жизнь.

Мужчины, окружавшие ее в клинике, относились к Глафире как к коллеге, не видя в ней женщину, и даже побаивались ее. Дома же она была одна. Других подруг, кроме Насти, не появилось. Ее судьба не была щедрой на подобные подарки.

Настя жила в Москве, Глаша – в областном городе, но они встречались раз в месяц, приезжая друг к другу в гости. А когда широкое распространение получили компьютеры и Интернет, Насте пришлось снова преподать подруге уроки – на сей раз овладения компьютером, чтобы можно было переписываться по электронной почте, рассказывая, как прошел день. Для Глафиры это обучение стало еще одним серьезным испытанием – она жутко терялась перед «серым ящиком», как молодой хирург называла компьютер. Настя же возмущалась:

– Да что здесь сложного? Надо же, человек делает сложнейшие операции и не может нажать на пару кнопок! Вот уж действительно ничего не меняется!

Но, хотя и с горем пополам, Глаша все же научилась пользоваться и Интернетом, и они стали общаться еще и по Сети. Настя чувствовала свою ответственность за судьбу подруги, поскольку знала ее характер, а потому провернула одно дельце. В очередной раз, когда Глафира приехала к ней в гости в Москву, в квартире очень кстати оказался некий Дима, двоюродный брат одного из ухажеров Насти. Мужчина был свободен и не прочь познакомиться с порядочной и симпатичной женщиной. Дима очень старался, вел себя обходительно и учтиво. Глаша, которой ухаживания были в новинку, растерялась и очень быстро согласилась выйти за него замуж. Сказался еще, конечно, напор общественности в лице Насти: мол, давно пора! Глафира потом уже поняла, что вовсе не от любви, не от сердца, а как бы в попытке использовать единственный представившийся шанс стать такой же, как все.

Брак, конечно, не удался. И это еще мягко говоря. Дима оказался жутким гулякой. Причем привычек своих не оставил и изменял Глаше налево и направо. На ней же женился, как он выразился, из-за того, что подобных динозавров никогда не встречал. Все женщины казались ему доступными, а тут такая скромность и в столь неприличном возрасте – в двадцать шесть лет. Глаша не сразу обо всем догадалась, тем более что частенько пропадала на ночных дежурствах в больнице. Глаза ее открылись лишь года через три и как-то сразу, чему способствовали обнаружение чужих трусиков под супружеским ложем, наглый взгляд супруга в ответ на вопрос, откуда они взялись, и случайно подслушанный разговор двух мужчин-коллег в ординаторской.