Дарья Донцова - Маскарад любовных утех

– Надо ей правду рассказать, – неслась дальше Света. – Евлампия все равно узнает, Маринка доложит. Едва Рыба услышит, что в про́клятый дом люди въехали, сразу к новой хозяйке прибежит и наврет с три короба.

Зинаида пододвинула ко мне блюдо с ватрушками.

– Евлампия…

– Меня можно звать просто Лампа, – улыбнулась я.

Светлана расхохоталась.

– Как прикольно!

Кондитер сложила руки на груди.

– Лампа, вы уже поняли, что у Светы язык на привязи не держится? Мы с ней с юности знакомы, она всегда такой была – ляпнет не подумав, потом угрызается, бежит ко мне с вопросом: «Зачем я глупость сболтнула?» У меня один ответ на это: «Потому что ты сначала говоришь, а потом думаешь». Доверять ей тайны не советую, о ваших секретах сразу вся округа узнает. Но Светка никогда не врет, говорит как есть. Если у вас в доме упал потолок, она так и скажет, ничего не прибавит, интересных деталей не выдумает. И растреплет о вашей неприятности исключительно по глупости, зла Соколова никому не желает, она добрая и безобидная, как новорожденный котенок. Конечно, человеку, чью тайну все узнали, от этого не легче, и на Свету многие обижены, друзей у нее мало. А вот Рыба, то есть Марина Бородулина, другая. Кличку она получила за свою привычку повторять: «Я чужие секреты хранить умею, молчу, как рыба». Маринка, в отличие от Светика, хорошо поразмыслит, прежде чем что-то сказать. Если у вас с Бородулиной сложатся близкие отношения, то Рыба, выяснив о вас жареное, будет молчать. Но едва между вами пробежит черная кошка, пиши пропало, она немедленно пустит сплетню. И сделает это филигранно, так перемешает истину с выдумкой, так коктейль преподнесет, что большинство народа ей поверит. Сама Марина направо-налево голосить о других не станет, она чужими руками горячую картошку из костра таскать любит. И подчас использует в своих целях Соколову. А Света, хоть и знакома с Рыбой много лет, всегда на ее удочку попадается. Сколько раз я ей внушала: «Расскажет тебе Марина по секрету нечто захватывающе интересное, не беги к другим, не передавай инфу, сначала мне ее изложи».

– Я так и делаю, – начала оправдываться Светлана.

– Да ну? – прищурилась Зинаида. – А кто распустил слух, что у Корольковых родилась двойня и один ребенок умер? Ты! Все потом именно на тебя ссылались. Извини, Света, но твоя Перла умнее хозяйки. Помнишь, как она на Маринку накинулась и попыталась ее за ногу укусить? Бери с чихуахуа пример: явится к тебе Бородулина – гони ее вон.

– Это случайно вышло, – захныкала Света. – Я с Рыбой поговорила, от души Люсе Корольковой посочувствовала и к тебе понеслась с рассказом. А по дороге столкнулась с Лесей Забелиной. Она спросила: «Светочка, отчего у тебя лицо такое странное?» Сама не знаю, зачем ей то, что от Маринки услышала, озвучила. Загипнотизировала меня Леська.

Кондитер налила в мою чашку чаю.

– Понимаете, Лампа? Рыба Соколову распрекрасно знает, вот и использует ее. Марина к любому человеку ключик подберет, она знатный манипулятор. И к вам попытается в душу влезть.

Калинина взяла свою чашку и начала пить.

– Уже пообщалась с Бородулиной, – вздохнула я. – Шла к вам и столкнулась с Мариной. Она меня к себе в гости зазывала, обещала рассказать, почему не надо в угловой комнате гостевого дома спальню устраивать. Про каких-то призраков упоминала.

Зинаида отставила пустую чашку.

– Лучше с Рыбой не контачить. Здрассти – до свидания, и конец. Она к вам в гости ходить будет, в лучшие подруги набьется, и получите дерьмо полным ведром. Коренных «кротовцев», тех, кто в поселке со дня основания живет, осталось мало: Света, Марина, Ирина Леонидовна, я, ну и еще несколько человек. Горская сюда с мужем приехала. Тот стоматологом был, зубы всему начальству «НИИгосстройгоротоннеля» лечил, потому и получил участок в барской зоне.

– Барская зона? – переспросила я. – Что это такое?

Зина показала на блюдо:

– Ешьте ватрушки, вкуснее ни у кого не найдете… Если посмотрите на план поселка, вам станет ясно: он поделен главной, самой широкой улицей на две неравные части. В левой участки получило руководство треста и землю под строительство дач себе выделило не скупясь, у каждого оказалось по гектару. К тому же территория, где поселились высшие чины, лесная. Кооператив «Крот» был основан в советское время, и чтобы боссов не обвинили, что они присвоили огромную площадь, а рабочему люду показали фигу, директор предприятия «НИИгосстройгоротоннель» выделил участки и простому народу.

– Не совсем уж простому, – поправила Светлана.

– Твоя правда, – согласилась Зинаида. – Будущих владельцев фазенд отбирали тщательно. Мой отец служил мастером в цеху сборки. Папа не пил, не курил, матом не ругался, любил маму, обожал меня, считался передовиком производства, его портрет постоянно висел на Доске почета. Разумеется, отец был членом КПСС, считался, как тогда писали в характеристиках, политически грамотным, морально устойчивым. Его посчитали достойным соседом начальства, и нашей семье выделили землю в той части «Крота», которую прозвали «крестьянской». Дали ему двадцать соток, и на фоне шести, которые получали тогда москвичи, это казалось огромным владением.

Калинина бросила взгляд на подругу и продолжила:

– Светкины родители оба работали в цеху, отец на конвейере, мать на покраске готовых форм. Семья Соколовых была, как и моя, со всех сторон положительная. Им тоже нарезали два десятка соток. Денег особых у наших родителей не было, они возвели маленькие домики. В «крестьянской» части «Крота» лес не рос, там было поле и громадный овраг, превращенный жителями деревни Мишкино в помойку. «Крестьяне» долго вывозили мусор, засыпали канаву, сажали деревья. У «бар» таких проблем не возникало, им, как я уже говорила, достались ели-сосны, и они выстроили кирпичные двухэтажные особняки, куда провели воду и газ, коммуникации протянули через Мишкино. Когда рабочие начали роптать и спрашивать, почему же к ним не проложили трубы, Василий Петрович Бородулин, председатель дачного кооператива, отец Маринки, спел им песню про технические трудности, не позволяющие «крестьянам» пользоваться благами цивилизации. Устроить открытый бунт работяги побоялись, им пришлось носить воду ведрами и покупать газ в баллонах. Папаша Рыбы был парторгом завода, по советским временам это даже круче, чем директор. Маринка вела себя как принцесса, дружила исключительно с ребятами из семей руководства треста, мимо остальных проходила, гордо вскинув голову. Помню, когда нам в первый год проживания в поселке устроили в местном клубе новогоднюю елку, Марина вырядилась во все лучшее, нацепила на себя мамашины драгоценности, вошла в зал, оглядела присутствующих и громко сказала: «Папа, я думала, здесь только свои будут. Зачем нам дети из оврага?» Мы были школьниками, но отреагировали не по-детски, большинство ребят, услышав ее слова, собралось покинуть зал. А Степан Локтев посмотрел на обескураженного Василия Петровича и заявил: «В нашей стране все равны. Я завтра пойду в ЦК ВЛКСМ и расскажу, как дочь парторга высказалась о детях пролетариев». Степа был комсоргом школы, этакий Павел Корчагин, он знал, что и кому сказать. Бородулин, поняв, что хамство дочери может дорого ему стоить, стал умолять всех остаться, а затем увел Маринку домой. На следующий день Рыба в сопровождении отца обошла дома «крестьян» и перед всеми извинилась. Но дружбы между нами не возникло, Марина по-прежнему считала ниже своего достоинства общаться с плебсом.