Дарья Донцова - Маскарад любовных утех

– Мы приобрели дом со всем содержимым, даже библиотека и картины на стенах остались. Я подумала, вдруг вы захотите взять что-то на память, – улыбнулась я. – Правда, мы затеяли в особняке ремонт, но остановили его. Второй этаж совсем не тронут.

– Я съездила в «Крот», походила по участку и по дому, и, вот уж странность, ничего в душе не дрогнуло, – призналась собеседница. – Ни-че-го! Словно и не жила там много лет. Сейчас понимаю, почему Ирина убила Юлию, Клавдию и пыталась изничтожить Ксению, – она от патологической любви к Андрею Николаевичу сошла с ума. Хотя внешне Горская выглядела совсем нормальной, разговаривала разумно, вела себя адекватно. Она обожала кошек-собак, вечно их обнимала-целовала. Трудно было поверить, что на самом деле она безумна и жестока.

– Нормальный человек никогда не лишит жизни себе подобного, – вздохнула я. – Что же касается обожания четвероногих… У некоторых людей трогательное отношение к братьям меньшим сочетается с потрясающей ненавистью к людям.

– Но почему Горская хотела отравить вас пирогом с черникой? – недоумевающе подняла брови Тамара Федоровна. – Это совершенно не поддается объяснению.

– Данную тайну Ирина Леонидовна унесла с собой в могилу, – нехотя сказала я. – Умерла, так и не дав ответа на этот вопрос.

– Я рада за Марфушу, – сменила тему Николаева. – Домработница хороший человек, верой и правдой долго служила Горской, ни одного дурного слова про хозяйку ни разу не вымолвила, при посторонних нахваливала «барыню». Но я случайно узнала, как ей было тяжело. Недели за две до смерти Клавы я пошла в лес – хотела папоротник выкопать и посадить у нас под елями. Брожу, выискиваю хорошее растение, вдруг слышу рыдания. Да такие отчаянные, горькие. Я решила, что чей-то ребенок потерялся, поспешила на звук и вижу: сидит на пне Марфа и слезами заливается. Я к ней кинулась. «Ты упала? Ударилась?» Она меня обняла и правду выложила. Оказывается, Марфа нанялась к Горской из-за дочки.

– У домработницы есть ребенок? – удивилась я.

– Ребенком ее дочь назвать трудно, ей за тридцать уже. И она умственно отсталая, – пояснила Тамара Федоровна. – Хорошая, добрая, но одна жить не может. Пока крошкой была, Марфа ее с собой на работу брала – убирала людям квартиры, а Наташа была рядом. Но потом девочка превратилась в подростка, которого в чужой дом не приведешь. У Марфы комната в коммуналке, и если она дочь в ней запирала, та плакать начинала, буянить, кричать, даже дверь выламывала. Вот горе-то! В конце концов Марфа решила проблему – устроила Наташу в интернат в Мишкине. Комнатушку свою сдала, а сама к Ирине нанялась, специально в «Кроте» место подыскала, чтобы дочку часто навещать. Деньги, которые ей жильцы платили, она отдавала санитаркам, чтобы не били Наташу, не шпыняли. А с Ириной они так договорились: платить Горская домработнице не может, средств у нее нет, но завещает ей дом и участок, так что после смерти хозяйки Марфуша станет очень богатой. Родни-то у Ирины нет, нажитое оставить некому.

– Ага, – пробормотала я, – знаю о таких случаях. Надеюсь, Марфа догадалась оформить официальный договор?

– Да, – кивнула Тамара, – имелся у нее документ. С печатью, заверенный нотариусом. Но понимаете, Ирина очень хитрая. Когда с домработницей договаривалась, показала справку от врача, где был онкологический диагноз. Марфуша наивно подумала, что хозяйка недолго проживет, а Горская оказалась здоровее лошади, небось доктор ей липовую бумажку составил. И стала Марфа рабыней доброй феи. Первые годы надеялась, что скоро разбогатеет, потом скумекала: надули ее, но уйти не могла: если она договор нарушит, то ничего после кончины хозяйки не получит. Документ так составлен, что в этом случае станет недействительным, и плевать, что Марфа много лет даром пахала. А Ирина буквально помыкала прислугой, Марфуша была одна в ста лицах: и уборщица, и повар, и садовник, и вообще все-все. Выходных у нее не было, с трудом у «барыни» пару часов выпрашивала, чтобы к дочке сбегать. Очень мне ее тогда жалко стало! Но сейчас Марфе наследство отошло – они с Наташей пока в «Кроте» живут. И вроде покупатель уже нашелся на участок – бывшая горничная решила его продать, приобрести что-то поскромнее, а разница на жизнь пойдет. Я вчера ездила в Мишкино в торговый центр, там Марфу встретила, она мне про это и сообщила. Я за нее рада – выстрадала бедолага свое счастье.

– Ага, – пробормотала я, – ага.

Побывав у Тамары Федоровны, я, не мешкая, помчалась в «Крот», запарковалась на пока еще своем участке и поспешила к особняку Горской.

– Вот те на! – всплеснула руками Марфуша, отпирая дверь. – Ишь кого нелегкая принесла. Чего желаете?

– Пришла попрощаться, – улыбнулась я. – Продала дом, у вас теперь будут другие соседи. Хотя вы вроде тоже уезжаете?

Бывшая домработница, а ныне хозяйка немаленькой усадьбы поплевала через левое плечо.

– Тьфу, тьфу, не сглазьте. Не по карману мне особняк в «Кроте», если все удачно сложится, я избавлюсь от него.

– Будете обеспеченной женщиной, – кивнула я.

– Ой, какое уж там богатство, – замахала руками Марфа, – на жизнь бы вырученного хватило.

– Вы не знали, что у хозяйки стоматит разыгрался, – протянула я, резко сменив тему разговора. – Горская про свою болячку вам не рассказала.

Марфа попятилась.

– Чего?

Я прислонилась к стене дома.

– Вскоре после переезда в «Крот» я получила письмо. Адрес был наш, но послание явно адресовалось кому-то другому. Ни имени получателя, ни сведений об отправителе на конверте не было. Внутри лежала записка, написанная, как мне показалось, безграмотным ребенком, со слезной мольбой: «Мама, забери меня домой, мне тут очень плохо». Я пошла на местную почту, подумав, вдруг там знают, от кого послание. Служащая предположила, что автор – слабоумный человек из интерната. И она же пояснила: «Раньше там было сносно, а год назад пришел новый директор, выгнал старых сотрудников, набрал себе подобных воров, которые родственников убогих обирают, из них деньги сосут, а если заплатить им нечем, травят бедного больного». Думаю, вашей дочери со сменой руководства приюта стало совсем плохо, Горская не давала вам денег, за комнату в коммуналке жильцы платили копейки. Наверное, каждый ваш визит в интернат был адом – Наташа плакала, просилась домой. Это она письмо отправила, да перепутала номер дома, вы не получили послание.

Я говорила и одновременно следила за Марфой. Та стояла молча.

– Представляю, как вам было тяжело. И вдруг вы случайно столкнулись в торговом центре с Кутей – увидели ее в магазине, где на заказ делали свитера. Узнали девушку, но виду не подали, потому что в вашей голове в секунду сложился план. Денег у вас не было, но вы где-то их раздобыли и упросили мастерицу из бутика связать такой же пуловер с кошкой, как у дочери Андрея Николаевича. Вы немолоды, но фигура у вас стройная, девичья, голос звонкий. Надев обновку, вы натянули шапку до бровей и пришли за пирогом с черникой. Уж простите за откровенность, с шапочкой вы придумали глупость, маскировка никудышная. Возраст выдает не только лоб, руки у вас не как у юной девушки. Но вам повезло – у продавщицы оказалась сильная дальнозоркость, и она в тот день разбила очки, поэтому хорошо разглядела только свитер. Кстати! Я все гадала, почему покупательница была без куртки. Потом догадалась: чтобы показать розовую красоту с аппликацией, вы специально сняли верхнюю одежду, оставили ее, вероятно, на скамеечке у входа в пекарню.