Дарья Калинина - Шахматы на раздевание

– Откуда вы знаете, в какой руке у преступника был нож? – удивилась Кира.

Но муж Людмилы ничуть не смутился:

– Так это… следователь мне потом сам и сказал. Левша, мол, убийца. И еще полицейские сказали, что этот гад Люду сначала оглушил. И что руки и ноги у нее были не просто порезаны, они были пробиты насквозь. И сделано это было, мол, с каким-то особым умыслом.

– Поэтому полицейские и сочли это убийство делом рук маньяка?

– Да, а вообще, крови на Людочке и возле нее было так много, что я сначала даже не понял, что это такое мокрое. А когда понял, конечно, пришел в ужас. И самое главное, что мне потом сказали, будто бы этот гад сидел возле нее, сторожил, ждал, когда из нее достаточно крови вытечет, чтобы уж не спасти ее было. А когда понял, что все, каюк, у Люды нет шансов выкарабкаться, только тогда поднялся и ушел. Я с ним, может, всего на пару минут и разминулся!

И огромные кулаки мужчины снова сжались, словно он надеялся пустить их в ход.

Кира уважительно покосилась на эти кулаки-кувалды и снова спросила:

– Где же это произошло? Вы сказали, что возле дома?

– Ага. Там кусты, черемухи опять же эти. Хотя листьев тогда и не было еще, а только все одно не видно ничего. Темно, опять же, было уже около одиннадцати вечера.

– Ваша жена так поздно возвращалась домой?

– Раньше девяти-десяти ее дома никогда не бывало, – отозвался супруг и простодушно похлопал глазами, возвращаясь к своему рассказу, – так вот, затащил он Люду за дерево, оглушил, а потом сделал с ней, что хотел. Я и то пять кругов вокруг дома сделал прежде, чем догадался за черемуху заглянуть. Словно бы стон услышал, потянуло меня туда, одним словом. Дай, думаю, взгляну. Взглянул, а там Люда!

– Ваша жена, когда вы ее нашли, была уже мертва?

– Почти. Говорю же вам, она находилась при смерти. Была без сознания.

– И она не пришла в себя? Даже на минутку?

Впервые с самого начала разговора мужчина заколебался. Он явно не был уверен, стоит ли отвечать на вопрос, который задали ему подруги.

– Может быть, она что-то сказала?

– Не знаю, можно ли придавать значение ее словам. Врачи сказали, что это предсмертный бред, его не стоит слушать.

– Но что она сказала?

– Я не разобрал. Людочка говорила так тихо, а я был в шоке. Все тряс ее, не понимал, дурак, что этим делаю только еще хуже ей.

– Но что она сказала?

– Ерунду какую-то. Что-то о священнике или немного не так… А, вспомнил! «Святоша», вот что она сказала. Я даже подумал, что ей нужно исповедаться.

– Ваша жена была религиозна?

– Люда ходила в церковь. И не только по праздникам или выходным, но и так… когда душа того требовала.

– У нее был свой духовник?

– Кто?

– Ну, священник, к которому она ходила на исповедь и который вообще руководил ее духовным ростом. Советовал, какие книги читать, в какие места ходить или не ходить.

– А-а-а… Этого я не знаю. Не слыхал о таком. Наверное, не было у нее духовника. Людочка не любила таких вещей. В церковь она ходила, это да, а вот в близкие отношения со священниками не вступала. В молодости у нее был случай, когда она пришла в церковь, откровенно рассказала батюшке о том, чем она занимается, как помогает людям, что у нее особый дар исцелять искалеченные судьбы. А священник, вместо того чтобы похвалить ее, строго отчитал, даже отругал. Наложил епитимью, велел читать сколько-то там молитв, акафист, псалмы какие-то покаянные. В общем, жена обиделась на него за непонимание и общения со священниками с тех пор избегала.

Да, церковь не одобряет работу экстрасенсов, считая их в лучшем случае шарлатанами, а в худшем одержимыми нечистыми духами. Исключительное право общения с высшими и чистыми духовными сущностями церковь оставляет за собой и своими служителями. Хотя, если взглянуть на иных батюшек, сытых, гладких, раскатывающих в веселой компании на дорогих машинах, то создается полное ощущение того, что служат они нынче отнюдь не Господу, а кому-то совсем другому.

Но сейчас подругам предстояло вернуться к своим баранам. Вернее, к одному барану.

– Так, говорите, имя Кости Нахапкина вам незнакомо?

– Кто же это такой? – недоуменно потряс головой мужик. – Вы про него уже второй раз спрашиваете… Да и следователь, теперь я вспомнил, тоже этим типом интересовался.

И он покрутил головой, словно его что-то душило. Подруги с сомнением смотрели на этого человека, пытаясь понять, знал ли он о связи своей жены с Костей. И если знал, то мог ли быть тем, кто убил сначала ее, а потом и его.

Против этой версии говорила загипсованная нога мужчины. Вряд ли с такой ногой он мог проникнуть в дом Кости. Да и фигура его была совсем не похожа ни на одного из людей, заснятых на записи. Да и сам он был, судя по всему, совсем небольшого уровня интеллекта и образованности человек. Скорей всего, рабочий на заводе – токарь или слесарь. Покойной Людочки подруги не видели, но им казалось, что женщина эта была инициативная, образованная и увлекающаяся, совсем неподходящая партия для такого деревенщины.

Но в это время в дверях за спинами подруг повернулся ключ, и в квартиру вошел еще один человек.

– Славка! – обрадовался хозяин. – Вовремя ты! Сосисок пожрать купил?

– Купил, Санек, – отозвался маленький, но крепенький мужичок в коротенькой кожаной куртяшке. – Прямо с завода в магазин заскочил, купил там тебе твоих любимых… охотничьих.

– Вот это дело! Пожарим их сейчас! – оживился мужик на костылях.

– Все ребята тебе привет передают. Спрашивают, когда ты на работу выйдешь.

– А хлеба-то к сосискам… – не слушая его, продолжал волноваться вдовец. – Хлеба не забыл взять?

– И хлеба взял, – подмигнул ему Славка. – И твердого, и жидкого.

И с этими словами он выложил буханку ржаного хлеба, теплого и душистого. А также выставил в ряд несколько бутылок пива.

– Радехонек? – спросил он у брата, залихватски швыряя свою куртку на вешалку. – То-то… А была бы Людка твоя тут, уж она бы нас весь вечер песочила, какая мы пьянь никчемная. Ни единого глотка бы нам свободно сделать не дала.

И он тут же перевел взгляд на подруг:

– В общем, ужин у нас знатный намечается! – многозначительно произнес он. – А у тебя, я смотрю, гостьи?

– Да эти девчонки в наш дом переезжают.

– И сразу к тебе? Одобряю! – хохотнул братец, который явно был человеком бедовым и за словом в карман лезть не привык.

В отличие от него, муж Людмилы выражался и соображал не так быстро. Расторопности младшего брата ему явно не хватало.

– Нет, чего ты… – смутился он словами брата. – Про Люду кто-то девчонкам натрепал, вот они и пришли ко мне.

– А чего пришли-то? Прослышали, что ты у нас теперь наконец свободный холостяк? Видишь, а я тебе всегда говорил, что не ценит тебя твоя Людка. Пилит и пилит хорошего мужика целый день. Другая бы на ее месте тебя целовала, а эта только и знает, что ворчит и ругается.