Татьяна Полякова - Выйти замуж любой ценой

– Надо бы Юрку подробней об этом расспросить, – заволновался Протасов. – Нина могла что-то знать об этом.

– И ее убили?

– Вот именно. А потом и твоего Димыча. Слухи о его причастности к делу не пришьешь, но он стал слабым звеном, и от него избавились.

– Избавился от него Юрка, – напомнила я. – То есть Рыжий по большой его просьбе.

– И это очень странно, потому что не вписывается в общую картину.

– Не в общую, а в ту, которую ты успел себе нарисовать, – решила я вернуть его к действительности. – Если ты начнешь все факты подстраивать под свои фантазии… – тут я малость сбавила обороты и закончила вполне миролюбиво: – Юрка в злодействе признался, ты сам видел, как он передал конверт Рыжему, тот звонил при мне и прямо сказал: «Дело сделано». Так какие могут быть сомнения?

И все-таки сомнения у Протасова остались. Но в тот вечер, точнее, в ту ночь, высказывать их он не стал, и мы разбрелись по комнатам. Платон Сергеевич в свою спальню, а я в гостевую. Мысли мои вскоре унеслись довольно далеко от убийств и расследований, Юрка больше не являлся объектом вожделения, на душе было подозрительно спокойно. И это несмотря на то, что привычная жизнь в одночасье дала сильный крен. Замужество на горизонте не маячит, зато следователи пока не досаждают, но что будет дальше – бабушка надвое сказала. Платон Сергеевич – напарник ненадежный…

Вот о Платоне Сергеевиче я в основном и размышляла, так что неудивительно, что он мне приснился. Сон я не запомнила, но точно знала две вещи: он был неприличным (приятно неприличным) и основными действующими лицами были я и Протасов.

Проснувшись, я еще некоторое время лежала с закрытыми глазами в надежде, что опять усну и увижу продолжение. Не тут-то было. В квартире царила тишина, а между тем, взглянув на часы, я с удивлением отметила, что уже 9.30. Поднялась с кровати, прошмыгнула в ванную, в рекордный срок привела себя в порядок и отправилась на разведку, подошла к двери, ведущей в спальню Протасова, чуть-чуть ее приоткрыла и убедилась, что недавний объект моих сексуальных фантазий в постели отсутствует. Не было его и в ванной, и в прочих комнатах обширной квартиры.

– Свинство какое, – сказала я, сама толком не зная, что имею в виду. И попыталась решить, что делать мне. Может, обед приготовить? Внутренний голос шептал, что это исключительно мудрое решение, но гордость взбунтовалась. Я тут не для того, чтобы стряпать…

Я пила вторую чашку кофе, косясь на мобильный и гадая: позвонить Протасову или дождаться, когда сам объявится, и тут раздался звонок в дверь. Я бросилась открывать и в крайней поспешности не удосужилась заглянуть в глазок. Распахнула дверь и увидела на пороге невысокую коренастенькую брюнетку с острым носиком и губами-пельмешками. Про таких мужики обычно говорят: «мне столько не выпить», имея в виду, что женщина хорошеет пропорционально потребляемому алкоголю. Но кое-что в облике «пельмешки» наводило на мысль, что в девках она не засидится. Ярко-голубое платье одной известной фирмы, босоножки на платформе другой известной фирмы, и в комплект к босоножкам сумка и ремень. Волосы девицы были уложены в замысловатую прическу с начесом, безупречный маникюр и педикюр…

«Фельдманша», – сообразила я, а девица спросила:

– Ты уборщица, что ли?

Так бы и вцепилась в ее крысиные глазки… Но вряд ли Платон Сергеевич скажет мне спасибо. Девица, вполне вероятно, будущая мадам Протасова, хоть он и жаловался, что заметно к ней охладел. К ней-то очень может быть, но не к связям папы.

– Да, – кивнула я с готовностью, посмотрев на свои босые ноги, потом подняла взгляд на шорты и майку. Вид вполне подходящий.

– А где Платон Сергеевич? – спросила она.

– Не знаю. Ушел куда-то. Он передо мной не отчитывается.

Девица легонько оттолкнула меня острым плечиком и внедрилась в квартиру. «Фигурка у нее под стать физиономии», – утешилась я, наблюдая за тем, как она по-хозяйски прошла в кухню и включила кофемашину.

– Чего смотришь? – рявкнула Фельдманша. – Тебе положено убираться, вот и давай…

Самым разумным было смыться, и пусть Платон Сергеевич сам со своей кикиморой разбирается. Но… еще жива была во мне обида, причиненная Юркиным позорным бегством. Нет, расстаться с мечтой не так легко. Мне ли этого не знать… В общем, Протасова стало жаль, и я отправилась в подсобку и вооружилась пылесосом в надежде, что «пельмешка» недолго здесь пробудет. Но она твердо решила дождаться возлюбленного (вчерашний олимпийский рекорд, как видно, покоя не давал), несколько раз звонила по мобильному, а потом разлеглась на огромном диване в гостиной. Я сменила пылесос на ведро со шваброй, а «пельмешка» все лежала. Стало ясно – квартиру придется покидать мне, причем после того, как доведу уборку до конца.

К тому моменту я люто ненавидела и Фельдманшу, и Платона Сергеевича, и тех, кто проектирует квартиры больше тридцати квадратных метров. Хорошо хоть мебели здесь минимум, но все равно я уже с ног валилась от усталости.

– Мне Платона Сергеевича дождаться или вы со мной расплатитесь? – спросила я, подходя к девице, которая все это время неутомимо возилась с айфоном.

– А сколько надо? – с подозрением спросила она.

– Три тысячи.

– Что-то очень дорого. Я ему получше уборщицу найду. И подешевле.

– Ищите. Только вряд ли он от меня откажется. Я ему досталась по наследству от покойной тети. Что-то вроде домашнего талисмана.

– Тварь ты наглая, а не талисман, – разозлилась «пельмешка».

– Ясно, – кивнула я. – Денег не дадите.

– Уж не думаешь ли ты, что можешь заполучить такого парня? – продолжила Фельдманша. – Очень ему нужна какая-то поломойка.

– Я, между прочим, замуж выхожу, чего и вам желаю. Боюсь, правда, что в вашем случае повезет не скоро.

Пока «пельмешка» пучила глазки и искала подходящий ответ, я ретировалась в прихожую, подхватила сумку и вскоре была уже на улице.

Надо бы предупредить Протасова, но звонить ему совершенно не хотелось. А стресс снять требовалось срочно, и я направилась в ближайший торговый центр, потому что хорошо знала: лучшее лекарство от стресса – это шопинг. Первым делом я выпила кофе в кафетерии на первом этаже, без всякого удовольствия вспоминая недавний разговор с Фельдманшей. Не скажешь, что Платону Сергеевичу повезло. Даже испытывая к его подружке самые теплые чувства, симпатичной ее не назовешь.

– А еще она дура и нимфоманка к тому же, – злорадно добавила я, но злорадство относилось отнюдь не к Протасову, а исключительно к Любови Ивановне. У меня нет ее денег, зато красотой господь не обидел. Проблема в том, что нам до зарезу надо именно то, чего у нас нет. Я хочу денег, а Любовь Ивановна наверняка мечтает стать красавицей. Похоже, нас обеих ожидает разочарование. Ей не быть красоткой, хоть озолоти пластических хирургов, и ко мне мужики со средствами в очередь не стоят. «Хватит думать о деньгах, – одернула я себя. – В конце концов, это даже неприлично».