Александра Романова - Таланты и покойники

Но времени предаваться скорби не было — пора было поднимать занавес, зрители уже заполнили зал. «Пришла ли Таша?» — всполошилась Виктория Павловна. Да, Таша на месте, бледная, с крепко сжатыми губами, с глазами, глядящими в неведомую даль.

Премьера стала ее звездным часом. Никто и предположить не мог, что эта девочка умеет так играть! В ее совместных сценах с Преображенским у Вики в буквальном смысле стучали зубы. А ведь Вика помнила текст наизусть, видела репетиции десятки раз! Но такой накал неукротимой ненависти витал в воздухе, что становилось жутко. Впервые два полюса — добра и зла — были равны по силе. И впервые — они вдруг оказались чем-то схожи.

Впрочем, эти выводы, разумеется, принадлежали не Виктории Павловне, а Марине, которая с удивительным цинизмом бросилась к Вике в антракте, словно к лучшей подруге, и принялась в своей вечной дурацкой манере за идиотские, никому не нужные абстрактные рассуждения.

— И ведь в чем-то Таша права! — горячо восклицала она. — Действительно, когда даже самый порядочный человек берется судить другого, когда он уверен в собственной правоте, он ступает на тот самый путь, который от этой правоты уводит… Юная девочка, всего двадцать лет, а как глубоко она прочувствовала роль! Я раньше не верила, что актеру и впрямь требуется полный зал, чтобы проявить себя по-настоящему, а теперь убедилась. На репетициях Таша не выдавала и десятой части того, что сейчас. Удивительно, правда?

— Не очень, — холодно заметила Вика. — Просто ваш любимый гений задушил ее котенка. Котенка звали Ушастик.

Марина опешила, осеклась, глупо уточнила:

— Как задушил?

— Руками.

Виктория Павловна с удовольствием глянула в ошарашенное лицо собеседницы, однако развить успех не удалось — прозвенел звонок на второй акт.

После премьеры предполагался банкет для актеров и почетных гостей. Частично средства выделил тщеславный директор Сосновцев — кстати, он был тут как тут и с упоением крутился возле известных лиц. Частично Вика вложила свои деньги, взятые в долг. И теперь до нее вдруг дошло, что она сама себе вырыла яму. Они собрались здесь, влиятельные в театральных кругах люди, они станут есть, пить за ее счет… и попутно слушать Преображенского, который хотя и склочный тип, но из их среды, к тому же славится чутьем. И он известит всех, что режиссура никудышная, хотя текст хороший, игра же гениальная… И они будут кивать. Соглашаться и кивать! Лучше бы не было этого банкета, лучше бы ничего не было!

Подобные мысли терзали Викторию Павловну весь второй акт, и она мечтала, чтобы он длился вечно, потому что потом для нее начнется ад. Но спектакль, разумеется, завершился, публика принялась с энтузиазмом хлопать, актеры вышли на поклон, потом на сцену вытащили Вику, и Обалдевший поклонник вручил ей потрясающий букет. Букет выглядел так, словно этот тип сказал продавщице из цветочного ларька: «Сделайте, пожалуйста, самый красивый, какой только можно, и не считайтесь с ценой». Вика аж задохнулась от неожиданности и восторга, взяв в руки тяжелый, душистый сверток, на глазах ее выступили слезы, и она молча переводила взгляд с дарителя на подарок. «У вас широкая душа, — тихо заметил незнакомцу Преображенский. — От имени всей труппы приглашаю вас на банкет». Как будто не сам издевался над ним совсем недавно!

А дело было так. После премьеры «Лира» на сцену поднялся мужчина лет сорока пяти, явно собираясь присовокупить свои несколько гвоздик к немалому урожаю Евгения Борисовича, но, увидев появившуюся из-за кулис Вику, вдруг круто повернулся и отдал цветы ей. «Совсем обалдел зритель, — удивленно констатировал тогда Преображенский, — мои цветы абы кому дарит».

Виктория Павловна не обратила на эпизод особого внимания, однако на следующем представлении глазастая Дашенька заявила:

— А ведь в зале сидит ваш поклонник!

— Какой поклонник? — изумилась Вика, и Дашенька простодушно пояснила:

— Ну, про которого Евгений Борисович сказал, что тот обалдел.

Все расхохотались, и прозвище Обалдевший поклонник прижилось. Прижился и он сам. Он ходил на каждый спектакль по много раз, не забывая преподнести Виктории Павловне по окончании хоть небольшой букетик. Причем познакомиться не пытался, поэтому Вика тешила себя надеждой, что обрела ценителя своего таланта. В качестве же настоящего поклонника он не был ей интересен. Во-первых, она продолжала любить Сашку и не думала о возможности появления в своей жизни другого мужчины, а во-вторых, уж слишком неказистый вид был у странного зрителя. Нет, не потрепанный, не ужасный, а именно скучный, бесцветный, неказистый. Ей это надо?

Однако теперь мысль об Обалдевшем поклоннике грела. И хорошо, что он будет на банкете, — пусть там окажется хоть кто-то, кому по-настоящему нравится Викино творчество, кто ее похвалит, защитит от нападок. Хотя неприятно, что пригласил его именно Преображенский. Мало того что пригласил — еще и шепчет ему что-то на ухо, и подмигивает! Неужели собирается перетянуть на свою сторону? Господи, что же делать? Как бороться?

Виктория Павловна не отличалась склонностью опускать руки в сложных ситуациях, но теперь энергия ее иссякла. Напряжение последних дней, разговор с Ташей, затем с ее дядей… Вика заранее настроилась, что главное — пережить премьеру, а там можно будет расслабиться, отдохнуть, и вот вожделенный миг настал, а расслабиться, выясняется, нельзя, надо продолжать бороться. «Надо!» — твердила она себе, а на деле покорно следовала за Евгением Борисовичем, виртуозно управлявшим ситуацией. Он был бодр, счастливо улыбался и принимал поздравления.

— Дорогие мои! — начал он, поднимая бокал с шампанским. — Я не зря посадил именно вас за свой стол. Именно вас я хочу видеть сейчас здесь, потому что…

Он сделал эффектную паузу, и Виктория Павловна успела оглядеться. Рядом с Преображенским красовалась его жена, Галина Николаевна, в вечернем платье, некстати открывающем крайне поблекшую шею. Таша и Дашенька по контрасту выглядели на редкость свежо. По правую руку Дашеньки, разумеется, находился Денис, около него Кирилл. С другой стороны от Евгения Борисовича — Сосновцев, пыжащийся от гордости. Он откровенно ухлестывал за змеей Мариной, которая пребывала в чудесном настроении и казалась почти красавицей. Да, еще за столом были мрачная, испуганная, вжавшая голову в плечи Тамара Петровна и Обалдевший поклонник.

— Именно вас я хочу видеть сейчас здесь, — повторил Преображенский, — чтобы… извиниться. Я виноват перед всеми вами! Виноват! — с упоением пропел он, демонстративно бия себя в грудь. — Но есть нечто высшее, управляющее моими поступками, и эта высшая сила заставляет меня делать то, что я делаю. Я не знаю, простите ли вы меня, да это и неважно. Главное, я попросил у вас прощения, попросил сегодня, в этот знаменательный, в этот — я не побоюсь этого слова! — великий день, и я пью теперь за вас, мои дорогие, и желаю вам счастья. Кто-то думает, наверное, что я сошел с ума, но один из вас понимает меня как никто, правда? Потому что наша встреча сегодня… этот важный разговор, который еще далеко не закончен и скоро продолжится…