Дарья Калинина - Клад Царя Гороха

— Когда въезжала, думала, что курочек-козочек заведу, — призналась старушка. — Ну а чего в хлев и курятник по морозу улицей шастать? Вот и упросила строителей, чтобы рядом с туалетом мне сени сделали, а оттуда прямо в хлев бы я проходила. А потом не до того стало. Но ход из дома в сарай до сих пор имеется, хотя я сама им и не пользуюсь никогда.

— Короче, скажите, как нам попасть в этот ваш сарайчик?

— Туда идите, — махнула рукой старушка. — Там он.

Подруги остались рядом со старушкой, а мужчины поспешили в указанном ею направлении. Впрочем, их отсутствие длилось совсем недолго. Но мужчины вернулись назад с такими хмурыми лицами, что подругам без всяких лишних объяснений стало ясно: в сарайчике они никого уже не застали.

— Он был там, — в ответ на взгляд Леси произнес Лисица. — Мы нашли вот это.

И он показал пару довольно потрепанных, но еще годных для носки кроссовок. На каждой из них красовалась «птичка» известной и очень недешевой фирмы. Было ясно, что кроссовки эти дороги их обладателю и в прямом и в переносном смысле.

— Это обувка Ноя, — произнес Ваник. — Кто хочешь из наших подтвердит вам это. Его обувь.

Друзья уставились на кроссовки с таким заинтересованным видом, словно те были по меньшей мере отлиты из золота.

— И как же он без обуви дальше-то побежал?

— А фиг его знает! Когда мы в сарайчик этот зашли, там уже никого не было. Только дверь на ветру хлопала. Через нее он ушел.

— Что же вы за ним не погнались? Босиком он бы далеко не убежал.

— Да что толку? Кто его знает, куда он в лесу пойдет. А он за то время, пока мы его по всему дому разыскивали, мог уже далеко уйти.

При этих словах на морщинистом личике хозяйки дома появилась легкая улыбка. Кажется, она была рада тому, что ее жилец сумел скрыться. А вот друзья, напротив, очень сожалели о том, что преступник ушел от них. Хоть он им и друг, вернее, друг Полине, а еще вернее, ей бы очень хотелось, чтобы он им стал, но истина все равно дороже. Если Израк совершил преступление, ему предстоит за него ответить.

А пока что друзья вновь позвонили начальнику местного отделения полиции — нелюбезному господину Жукову Александру Кузьмичу — и попросили его приехать на опушку к синенькому домику старушки Марьи Степановны. Нетрудно предположить, что Жуков отнюдь не обрадовался перспективам новой встречи с друзьями. И на сей раз не постеснялся высказать в их адрес закономерные подозрения.

— Где вы, там покойники! Это совпадение или как?

— Совпадение, разумеется!

— Не знаю, не знаю. На сей раз убийство, сомнений нет, вы говорите? И вы были рядом с местом преступления. Практически находились на нем!

— В доме были не мы, тут был кто-то другой.

Упоминать о том, что этот кто-то другой также был из их компании, Ваник не стал. Это вызвало бы лишние подозрения со стороны Жукова, отношения с которым и без того складывались у друзей непросто. Покончив с этим неприятным, но, увы, необходимым разговором с местным начальником полиции, мужчины вернулись к Марье Степановне.

— Скажите, а как давно живет у вас этот молодой человек?

— Да уж три дня, я думаю. Точно, три дня.

— И как же вы его приняли? Не побоялись?

— Уж и сама не знаю, ребятки. Больной он был, лихорадка его сильная колотила. На рассвете явился, стоит на пороге, трясется. Жаль мне его стало. Губы у самого синие, разрешите, говорит, у вас побыть немного. Я в этих краях чужой, в больницу не хочу. А вам заплачу, как только на ноги встану.

— И вы его пригласили у вас пожить?

— Не из-за денег, конечно. Понравился он мне. Тихий такой мальчик, интеллигентный. Пальцы длинные, лицо одухотворенное, я еще подумала, что он либо музыкант, либо художник.

— Верно, художник он. Студент академии. Старший курс.

— Вот видите, как я угадала? — обрадовалась старушка. — Жалко мне его стало. Он стоял такой потерянный у меня на пороге. И бормотал что-то о том, что потерялся, что ему надо где-то пожить некоторое время, поправиться, и чтобы его никто не трогал, подумать ему надо в тишине и покое. Бред у него был уже, не иначе. Ну я его и пустила. А куда бы я его прогнала, коли у него температура за сорок, а в наших больницах от многих докторов толку никакого. Решила, что сама его выхожу. И выходила. Уже на третьи сутки жар совсем спал. Но есть он, конечно, еще толком не мог. Лежал, слабенький такой. Блинчиков просил. Нет, я никак не ожидала, что этот мальчик способен на такое страшное и кровавое зверство.

И все ее сухонькое тельце вновь содрогнулось.

— Вы не волнуйтесь, — погладила ее по руке Леся. — Может быть, вам лекарство принести? Вы только мне скажите, где оно, я мигом!

— Не пью я, девонька, лекарств аптечных, — улыбнулась старушка. — Мне солнце и свежий воздух с водой — лучшие друзья. Они меня и от хворей всех лечат, и от дурного настроения, и от всего на свете.

— Говорят, тут лучше молитва помогает.

— И молитва, конечно, тоже, — согласилась Марья Степановна. — Как же без молитвы-то?

— Говорите, молитесь, а икон у вас в доме не имеется.

— И что? Мне и без икон сподручно с Богом разговаривать. Посредники в этом деле новичкам нужны, а не мне. Я и попа дом святить не звала. Своими силами обошлась.

— Выходит, что не обошлись. Убийство у вас в доме случилось.

Марья Степановна на мгновение растерялась, но потом нашлась и ответила:

— И сестры мои точно так же поступили. Но у них же все в порядке! Это все энергии. Если знать, как с ними обращаться, то никакие попы не нужны будут.

В это время возле дома затормозила полицейская машина. Из нее вышел крайне недовольный и заранее сердитый начальник Жуков, а за ним и фотограф с экспертом. Впрочем, недовольство на лице Жукова мигом сменилось чем-то похожим на раскаяние, когда он увидел труп Людки Стекольщицы, все еще лежащий там, где его и нашли друзья.

Жуков плюхнулся на подставленный ему фотографом табурет и вытер вспотевший загривок.

— Елки-моталки, — пробормотал он. — А я ведь вам, ребята, сперва не поверил. Решил даже, что арестую вас за дачу ложных показаний и обман полиции. Это кто же нашу мадам Стекольщицу так основательно приложил?

Но услышав, что тут снова не обошлось дело без студента-художника, о котором ему уже говорили, полицейский вновь насупился:

— Что вы мне тут чушь-то городите? Даже мне понятно, что тощий и щуплый паренек не мог нанести такой раны убитой!

— На Израка, говорят, иной раз находило, он становился сильным, дерзким и… и опасным. Он убил Людку Стекольщицу, ударил ее по голове, а потом сбежал через запасной выход в лес.

— Только обувь свою оставил.

— Обувь?

— Да, кроссовки.

— Где они? — оживился Жуков. — Вы их трогали?

— Да.

— Плохо, — посуровел Жуков. — Разве вы не знаете, что на месте преступления нельзя ничего трогать, перемещать и так далее?