Татьяна Луганцева - Сердце разбитой кометы

– Под пейзажем действительно есть другая картина – и она тоже не представляет ни малейшего интереса, – пояснил Трофим, заметив недоуменный взгляд Антонины.

– Как это? Тоже работа Геннадия Альфредовича?

– Нет, работа не его, а неизвестного художника восемнадцатого века. Портрет императрицы.

– Вот как! Старая живопись всегда в цене!

– Тоня, полотно старое, а на нем ученическая мазня.

– Удивительно.

– Зачем Геннадию Альфредовичу понадобилось это полотно? Он же не был дилетантом, это точно! И не мог ошибиться и принять фуфло за ценность. Не мог! Но картина ему явно была нужна, – Трофим взлохматил волосы. – Загадка!

– И если он пришел за ней, за картиной, и его убили в моем номере, то убийца явно не знал о ценности этой картины, раз не забрал ее с собой, – сказала Антонина.

Через час к ним в номер пришел один из молодых экспертов, всю ночь трудившихся над полотном.

– Закончили? – спросил Трофим.

– Да. Официальное заключение будет чуть позже, а так, как говорится, пусто-пусто, – ответил парень.

– Обидно, – вздохнул Трофим.

– Одна небольшая странность… – добавил парень, и Трофим сразу же зацепился за это.

– Говори, не томи!

– На портрете императрицы в одном месте есть след еще одного масляного слоя.

– А вот это интересно! Поподробнее! – попросил Трофим.

– Вещь удивительная, и я бы даже сказал, непонятная. Представляете, корона была перерисована, – ответил парень.

– Вот думаю, что в этом и есть секрет, – зажглись глаза у Трофима.

– Никакого секрета. На первый взгляд они идентичны, – улыбнулся парень. – Мы так и не поняли, для чего это было сделано. Если кому-то не понравилась корона, то зачем рисовать точно такую же?

– Так похожи? – удивилась Тоня.

– Абсолютно! Просто камень в камень! Цвет в цвет!

– А запись старинная? – спросил Трофим.

– Нет, современная. Ну и сверху пейзаж Геннадия Альфредовича.

– А вы уничтожили новый слой короны? Нельзя сравнить? – спросил Трофим.

– В принципе да, оставили лишь небольшой фрагмент. Но все было тщательно сфотографировано, могу скинуть вам на компьютер, сами посмотрите. Один в один… – сказал эксперт.

Как и обещал, молодой человек прислал фотографии короны, и Тоня с Трофимом принялись сравнивать короны.

– Правда, одинаковые, – удивилась Антонина. – На самом деле, смысл тогда зарисовывать одну корону другой, но такой же? Может, кто-то тренировался писать короны? И решил сначала вот на оригинале? Это как в детской раскраске, – предположила она. – Может, Геннадий что-то подделывал? Тренировался на этой работе и потом замазал, чтобы никто никогда не догадался, что он занимался подделками?

– Может быть… Но я думаю, что не все так просто… Здесь какая-то головоломка, – не сдавался Трофим, полностью погружаясь в созерцание и сравнение корон. Он не мог оторваться от экрана.

– Ты бы делом занялся, – робко напомнила ему Антонина.

– Подожди немного. Потом пойдем прогуляемся. Романтический город, романтическое настроение, – откликнулся Трофим.

Но романтики не получилось, потому что в номер нагрянули Никита и подполковник Соловей.

– У нас новые сведения для вас, – вздохнул следователь, – по поводу умершего в музее бандита.

– Это который схватил меня и упал как подкошенный? – уточнила Антонина.

– Именно! Вскрытие показало, что умер он от того же яда, каким отравили девушек в поезде и отеле, – произнес Максим Юрьевич.

– Этим же ядом? Но как? – отозвался Трофим.

– А последняя, кто до него дотрагивался, были вы, – посмотрел следователь на Антонину.

– Минуточку! Это не я до него дотрагивалась, это он меня схватил! И я их не вызывала грабить музей!

– Антонина, сожалею. Но между этими тремя трупами связь одна, и это – вы! – вздохнул Максим Юрьевич. – Поэтому и яд этот может быть только у вас!

– У меня? Здравствуйте, приехали! У меня нет никакого яда! – оторопела Тоня.

– Вы в чем ее обвиняете? – заступился Трофим. – Что у госпожи Белоярцевой есть какой-то неизвестный науке яд? Это же полный бред!

– Все может быть в этом мире. Вы бы поработали с мое следователем, весьма бы удивились извращениям и ухищрениям, на которые идут преступники.

– Я сценарист, а не специалистка по ядам, и даже не химик! – защищалась Антонина.

– Ему сделали укол с ядом в кисть. Чем вы укололи его, Антонина? – Взгляд следователя не сулил ничего хорошего.

– Я? Клянусь, ничем не колола! – У Тони от возмущения даже дыхание сперло.

– Буду вынужден вас задержать, – пригрозил Максим Юрьевич.

– Господи! За что?

– Не волнуйся, Тоня! Я все сделаю, чтобы вытащить тебя, – шагнул вперед Трофим.

– Мне бы адвоката, – задрожала Антонина.

– Тебе он не понадобится, я не дам тебя в обиду! Но если надо, я найму самого лучшего, – пообещал Трофим.

– Пройдемте со мной, – обратился к Антонине Максим Юрьевич.

Бедняжка чуть не потеряла сознание, вспомнив поговорку «От тюрьмы и от сумы не зарекайся». И главное – так неожиданно и несправедливо…

Тихим питерским вечером на улице послышались шаги одинокого пешехода. Трофим Данилович Потемкин, известный всему миру ученый-физик, направлялся из отеля в художественный музей. Он шел поговорить с Валентиной Петровной.

Пожилая дама расположилась в кабинете директора в уютном кресле Геннадия Альфредовича. Черная одежда подчеркивала ее траурное настроение.

– Здравствуйте, Валентина Петровна.

– Здравствуй, Трофим, – грустно кивнула она. – Какими судьбами? Садись, пожалуйста.

– Зашел узнать, как дела? Что с музеем после потери кормильца, то есть хозяина? И так было нехорошо, насколько дошли слухи… – Трофим устроился в кресле напротив.

– Плохо все, ничего больше не имеет смысла, – ответила Валентина Петровна. – Музей отойдет пока государству, а затем уж на аукцион. Может, найдется бизнесмен, который захочет взять это хозяйство под свое крыло. А мне вот Гену хоронить. И больше ничего и не надо, – Валентина Петровна промокнула платочком заплаканные глаза.

– Я смотрю, вы сломались? Жизнь потеряла смысл? Так, может, не стоило убивать любовь всей своей жизни? Перегнули палку? – спросил Трофим, закидывая ногу на ногу.

После весьма продолжительной паузы Валентина Петровна спросила:

– Ты о чем? Какую любовь я убила? Что за тон, Трофим? Ты в своем уме?

– Да, я в своем уме, можете не беспокоиться. Я о Геннадии Альфредовиче. Уверен, это вы убили его, воткнув булавку ему в шею. Отомстили за обиды, разочарование, ревность. Да-да, именно так! Вы завоевывали его всю жизнь, по частицам, по крупицам, все время старались находиться рядом. Были в курсе его пылких влюбленностей и мимолетных увлечений, внушали себе, что вам все равно. Психологическая пытка длилась годами. Вы оставались рядом, имея только надежду на то, что когда-нибудь этот человек все же достанется вам, что он оценит и поймет, что всю жизнь любил только вас! И когда этому было осуществиться, как не в старости? Когда уже утихли страсти, переоценены ценности. И вдруг Геннадий Альфредович заявляет, что влюблен в молоденькую актрису, что без ума от нее и даже хочет ей все завещать. Что вы могли почувствовать в тот момент? Думаю, ничего хорошего. Вы поняли, что он неисправим, поняли, что влюблен серьезно, может быть, последней любовью, и опять в недостойную вертихвостку. И, самое страшное, до вас наконец-таки дошло, что при любом раскладе вы ему не нужны. А тут вы еще узнаете, что он пошел в отель к вашей новой знакомой, и глаза у Геннадия Альфредовича блестели, как в старые добрые времена. И вы понеслись за ним… нет, не уличить его в измене, а убедить его, что все его девки – шелуха! Что только вы – его настоящий партнер по жизни! Я знаю даже, что вы вошли не с парадного входа, а с черного, там такой старый, допотопный музейный замок. Думаю, в музее вы легко нашли ключи от этого замка. Уж что он вам сказал в номере, я не знаю, могу только догадываться. Наверное, ничего хорошего, – Трофим вытащил пачку сигарет, но не закурил. – Думаю, он просто посмеялся над старухой, его это забавляло.