Татьяна Луганцева - Месть божьей коровки

Воцарилась не очень приятная пауза.

К ним подошла официантка с большим белым блюдом. На шпажках было нанизано румяное мясо. Блюдо было щедро залито кетчупом, посыпано зеленью и перцем.

– Свежатина! – закатила она глаза. – Еще вчера, видимо, свинюшка бегала.

И удалилась, хихикая.

Яна вздохнула, вытирая рот салфеткой.

– Я уже говорила о том, что у человечества есть два вида мышления – аналитическое и художественное. Хорошо, при ранении можно разрушить участок мозга, отвечающий за что-то, но заработать то, чего не было, вряд ли возможно. Этот молодой человек, служивший с парнем, потерявшим память, сказал, что его сослуживец хотел стать артистом. Да, да, артистом! А для этого должны были быть таланты и способности! И я бы поверила, потому что девушка этого парня и стала актрисой. Возможно, они вместе и собирались в театральный вуз, в школе-то… А когда парень потерял память, он начал работать на компьютере, просто гениально работать…

– Как другой человек, – закончил за нее мысль Рустем.

– Несостыковочка, это точно. А еще парень, который с ним воевал, рассказал интересную историю.

– Называй всех своими именами. Что сказал Вова?

– Когда вас нашли в подвале, я имею в виду тебя, Олесю и ее маму, ты впал в какое-то беспамятство, кричал, вырывался…

– Я сильно переживал за тебя.

– Я тронута. Ты был фактически без сознания, что для тебя, конечно, неудивительно. Дело не в этом, а в том, что ты кричал: «Рустем! Рустем! Помоги! На помощь! Нас окружают! Рустем, я здесь!»

Яна внимательно посмотрела на Рустема.

– Согласись, странно звать на помощь самого себя?

– Согласен. Что-то мне нехорошо, где мои таблетки? – Рустем застучал себя по карманам. – Они мне помогают.

– Не ешь много, еще диабет заработаешь, – сообщила Яна.

– Почему? – удивился он.

– Мне не понравились твои расширенные зрачки после транквилизаторов, и я давно заменила их на простую глюкозу.

– Что? Так я ем простую глюкозу? – ужаснулся Рустем. – Почему же она мне помогает?

– Вылечился, значит, спасибо тете Яне, – пожала она плечами, выпивая шампанское и заедая его пучком укропа.

– Вылечился… – как эхо повторил он, – так ты хочешь сказать, что я не Рустем?

– Для конца своего повествования я забью два последних гвоздя в крышку твоего гроба, но это я образно.

– Да ладно уж, забивай!

– Я ознакомилась с наблюдениями врачей-психотерапевтов о случаях потери памяти…

– Где это – ознакомилась? – перебил Рустем.

– Села за единственный компьютер в этой провинции, зашла в Интернет, – ответила Яна.

– И что сказали врачи? – Рустем робко снял с шампура один кусочек мяса и вонзил в него зубы.

– Что за несколько лет процентах в семидесяти память к людям, потерявшим ее, возвращается, но при одном условии. Человек, то есть пострадавший, должен находиться в знакомой обстановке, в которой он жил до потери памяти. Поэтому так важно, чтобы человека нашли, опознали и вернули в семью. А сколько лет ты ничего не помнишь?

– Я живу не в своей обстановке? По-твоему…

– Да это не по-моему, а по-научному!

– Второй гвоздь? – спросил Рустем, стаскивая с металла второй кусочек свинины.

– Я наконец поняла, что мне показалось странным, когда я тебя целовала…

– Так поздно вспомнила?

– Лучше поздно, чем никогда. У тебя же везде на голове шрамы.

– Да, я знаю, наверное, ранение.

– Не помнишь? – спросила Яна.

– Нет, – честно ответил он.

– Зато я знаю. Это шрамы после пластических операций, именно там они и прячутся!

Рустем прожевал мясо, запил его морсом, доел винегрет и поднял свои темные и безумно красивые глаза на Яну.

– Сейчас еще вспомни, что имя у меня татарское, а сам я на татарина не похож и что многие мне ставят в вину, что у меня до неприличия правильные черты лица и красивая внешность.

– И это тоже! – кивнула Яна.

– И кто я, по-твоему?

– Я не знаю, может, кто-то из тех, кто был твоим другом, однополчанином?

– Хорошо, допустим, я был Ваней Ивановым и был мой однополчанин Рустем Шаломенцев. Его убивают, а меня ранили, и зачем-то, воспользовавшись потерей памяти, делают из меня, из Вани Иванова, Рустема Шаломенцева… Зачем?

– А вот этого я и не знаю. – К Яне вернулся аппетит. Ее поразила его реакция. Он не обвинял ее, не учинил истерики, ни от чего не отнекивался. А ведь произошла трагедия. Легко ли узнать, что живешь не своей жизнью? Что ты вообще неизвестно кто? Да, Рустем, или кто он там, держался молодцом.

– Я так понимаю, что это легко узнать, – сказал он.

– Как? – Теперь настала очередь Яны задавать вопросы.

– Я понимаю, что показания в моей судьбе различаются у двух людей, у Нелли Молочной и Вовы Царева. Значит, кто-то из них лжет. Все логично. Я склонен думать, что она.

– Аргументы?

– Актриса, ей легче, она может что угодно сыграть. Да и, следуя твоей теории, если между нами была великая и большая любовь, я бы все равно это почувствовал, однако этого же не случилось! Я никогда не подумаю дурного о человеке, с которым воевал. К тому же Вова – полицейский, и он не станет нарушать закон.

– Я не верю… Полицейские тоже могут говорить неправду, к тому же вдруг он тоже контуженный?! А Нелли выглядела очень правдивой и влюбленной…

– Теперь я забью последний гвоздь…

– Давай! Шампанское уже подействовало и смягчит удар, – подбодрила его Яна.

– Дело в том, что, когда я очнулся в госпитале, первым лицом, которое я увидел, было лицо… Нелли Молочной, – сказал Рустем.

– Вот с этого и надо было начинать! – воскликнула Яна. – Заметь, не Вовы Царева! Так что я беру свои слова обратно! Видимо, рыльце в пушку все-таки у Нелли… Но зачем? Для чего?!

– Ты меня спрашиваешь?! – усмехнулся Рустем, что придало его лицу дополнительное очарование. – Я даже не знаю, кто я?!

– Действительно, с тебя толку мало… – согласилась Яна, принимаясь за шашлык, так как она уже высказала все, что хотела, и ей понравилась его реакция, отчасти с юмором, отчасти со смирением.

– Меня радует только одно, – задумался Рустем.

– Что?

Поезд резко вильнул влево так, что Яна с Рустемом одновременно решили попридержать бутылку шампанского и встретились руками, что было сродни разряду электрического тока.

– Что ты не думаешь о том, что я могу быть замешан в чем-то криминальном. Мне ты отвела роль безропотной жертвы.

– А это не так?

– Только так! – улыбнулся Рустем, беря ее руку в свою и целуя.

Яна отдернула руку.

– Когда мы приедем в Москву, я подключу к нашему весьма непростому делу Лебедева Василия Николаевича.

– Я думаю, что он будет рад, – засмеялся в голос Рустем.

– И нечего смеяться! Ты лучше задумайся о своей жизни и вообще о том, кто ты.