Дарья Донцова - Смех и грех Ивана‑царевича

— Олеся, заканчивай болтать, домой охота, — крикнул из недр «Икаруса» женский голос. — Никто не отстал.

— Точно? — не успокаивался я. И увидел недовольное лицо высунувшейся в проход между креслами ярко накрашенной блондинки, которая незамедлительно стала возмущаться:

— Я знаю своих коллег, нас двадцать два человека, ни один не отстал. И вещи не теряли. Отпускайте нас.

— Счастливой дороги! — пожелал я.

Затем вернулся в дом и доложил Елизавете:

— Экскурсанты выехали из усадьбы в полном составе.

— Откуда тогда взялась эта несчастная? — растерялась хозяйка. — Эмма Геннадиевна продала билеты и, как обычно, закрыла ворота, чтобы никто не проник в парк бесплатно.

— Они ажурные, забор не очень высок, его можно преодолеть без проблем, — заметил я.

— Лезть через изгородь? — без всякой театральности удивилась Елизавета Матвеевна.

— Кое‑кто придет в восторг от такой идеи. Может, несчастная из дневной или утренней группы посетителей? У вас, вероятно, есть контакты тех, кто приезжал в десять и в четырнадцать часов, — подсказал я.

— Да, я сохраняю их на всякий случай, — жалобно протянула владелица поместья.

— Если вас не затруднит дать их мне, я попытаюсь узнать, не отстал ли кто, — пообещал я, вынимая из кармана мобильный.

Через десять минут, когда стало ясно, что никто из посетителей не потерялся, Елизавета Матвеевна вспомнила, что она вдовствующая княгиня, и царственно отдала мне распоряжение:

— Ступайте, Иван Павлович, проверьте, все ли готово к ужину. И созывайте членов семьи в столовую в положенное время.

Я чуть склонил голову, вышел в коридор, осторожно закрыл за собой дверь, сбегал на кухню, убедился, что Надежда Васильевна топчется у плиты, взглянул на будильник, стоящий на еле живом от старости холодильнике, и, удостоверившись, что за мной никто не наблюдает, шмыгнул в ответвление коридора, где находится дверь, ведущая на крутую лестницу на крышу.

Осторожно ступив на скользкое покрытие, я остановился и перевел дух. Мужчина не должен признаваться в собственных слабостях, и я старательно скрываю от посторонних свой страх высоты. Но сейчас‑то нахожусь на крыше один и ясно понимаю, что приблизиться к ее краю для меня равносильно подвигу. И все же, поколебавшись пару минут, я встал на четвереньки и кое‑как дополз до нависающей над задним двором балюстрады.

В ряду каменных ваз, из которых торчат мраморные цветы, зияло пустое место. На первый взгляд, в том, что один из них упал, не было ничего необычного — особняк дряхлый, его крыша давно пребывает в аварийном состоянии. Однако, внимательно осмотревшись, я заметил, что вокруг дыры слишком много пыли и мелких осколков. А около других «горшков» нет ничего подобного. Стараясь не смотреть вниз и держа в зубах маленький, но мощный фонарик, я, по‑прежнему в позе собаки, начал передвигаться от вазона к вазону и шатать их. Ни один даже не шелохнулся.

Ощущая, как трясутся ноги и руки, я вернулся назад и стал шарить в ямке, образовавшейся на месте отлома свалившегося украшения. Пальцы наткнулись на нечто острое, оцарапавшее кожу. Когда пучок света упал на это место, мне стало понятно, почему остальные вазоны стоят, словно прибитые. Оказывается, я слегка повредил руку об остатки деревянного кола, на который была насажена «ваза». Строители, возводившие дом, оказались предусмотрительными. Или сам купец Бельский, когда украшали фасад его особняка, решил избежать неприятностей, которые непременно возникли бы, если б на голову кому‑нибудь из его домочадцев рухнул кусок камня, и велел насадить декоративные части на прочные деревянные крепления.

Я еще раз осторожно ощупал торчащий кол и, боясь встать, пополз на карачках к двери, за которой начиналась лестница. В голове бурлили разные мысли. Кто орудовал на крыше? Кто‑то из семьи? Эмму Геннадиевну и Матвея Ильича на верхотуре я представить себе не могу. Старикам не сделать и шага по черепице. А вот Елизавета Матвеевна бесстрашно шастает от трубы к трубе — она постоянно проверяет, в каком состоянии кровля.

Медленно продвигаясь к двери, я продолжал размышлять. Естественно, хозяйку имения нельзя сбрасывать со счетов. Анфису, Родиона и Ксению тоже. Хотя опять же сложно представить этих членов клана Винивитиновых в роли злодеев, которые спихивают с крыши вазу на голову незнакомки. И все же они теоретически способны на это. Только домработница Надежда Васильевна вне подозрений — она пенсионного возраста, да еще с излишним весом и со слабым зрением…

— Что тебе надо? — вдруг донесся до моих ушей откуда‑то снизу тихий голос. — Какого хрена меня третируешь?

Всегда неприятно слышать площадное ругательство из женских уст, но я не настолько нежен, чтобы вздрагивать от грубых слов. Дернуться меня заставило другое — я сразу узнал ту, кто произнес непарламентское выражение, и сильно удивился. Елизавета Матвеевна, по моему мнению, никак не могла материться, однако именно она прибегла к крепкому словцу.

— Не смей мне звонить! — продолжала разговор, видимо, по телефону владелица усадьбы. — Ты все сполна получила, за этот месяц мы в расчете. Что? Какой журнал? О чем ты? Понятия не имею, пресса всегда врет. Сколько? Нет, ты этого не сделаешь!

Потом раздалось мерное попискивание, и вновь прорезался голос Елизаветы Матвеевны, на сей раз приветливый:

— Ксения, зайди в мою спальню.

Особняк огромен, в нем, как в обычной квартире, нельзя крикнуть: «Мама, ты где? На кухне?» Вернее, заорать‑то можно, но тебя попросту не услышат. Во всех комнатах до сих пор с потолков свисают длинные шнуры — во времена купца Бельского и скульптора Алексея хозяева дергали за них, в помещении прислуги раздавался громкий звон колокольчика, и горничные понимали, что они нужны в барских покоях. Не слишком‑то удобная система, но таковая существовала в усадьбе вплоть до начала девяностых годов прошлого века, пока Елизавета Матвеевна не установила в здании телефон с внутренней связью. Теперь во всех комнатах членов семьи есть трубки, каждая из них имеет номер. Хотите побеседовать с Эммой Геннадиевной? Набираете цифру «два». Под третьим номером числится Анфиса, ну и так далее. Как поступить, если нужного вам человека нет на месте? Что ж, кто сказал, будто жизнь в замке состоит из одних приятных моментов… Придется трезвонить по всему списку или носиться по комнатам. Между прочим, многие платят большие деньги за беговые дорожки, а тут бесплатный фитнес.

До моего носа долетел запах сигаретного дыма, и я понял, почему прекрасно слышал хозяйку. Та курит, но никогда не предается вредной привычке в доме, всегда выходит, например, на балкон в ее просторной спальне. И в данный момент она стояла прямо под той частью крыши, куда кое‑как дополз я.