Наталья Александрова - Приятных кошмаров

Нетрезвый мужичок выхватил у зазевавшейся Зинаиды десятку, немедленно утратил к девице всяческий интерес и повернулся к Маркизу, в лице которого увидел новые обнадеживающие перспективы и шанс неожиданно обогатиться:

– Слышь, мужик, ты их не спрашивай, ты меня спрашивай! Я тебе все расскажу! Я тут завсегда в наличии, и ежели что – тут как тут!

Маркиз повернулся к неожиданному информатору. В лице небритого мужика была та характерная болезненная горячность, отдаленно напоминающая религиозный фанатизм, которая выдает в небритом русском человеке, вольготно живущем от Сахалина до Калининграда, а то и до самого Нью-Йорка, острое желание немедленно выпить. Леня хорошо знал это специфическое выражение лица и отлично понимал, что человек с таким лицом охотно и моментально выложит слушателю все, что угодно, от собственных детских воспоминаний до планов секретного завода по производству стратегической карамели «Подушечка плодово-ягодная», но в то же время доверять этой информации ни в коем случае нельзя, потому как память у такого человека не годится ни к черту, а фантазия, наоборот, доходит до двенадцати баллов по десятибалльной шкале.

– Слышь, мужик, – продолжал абориген наступление, – у тебя пятьдесят рублей, наверное, есть. Мне очень срочно нужно пятьдесят рублей. Жене, понимаешь, на лекарство.

– Ксении Петровне? – ехидно уточнил Маркиз. – Это которая очень грубая женщина?

Это было большой ошибкой. Глаза небритого аборигена налились мутной кровью, и он угрожающе придвинулся к Маркизу, дыша на него застарелым сельскохозяйственным перегаром.

– Ты, блин, откуда Ксению знаешь? Ты ваще кто такой? Я тебя первый раз в жизни вижу, а ты, блин, к моей Ксении подкатываешься? Ходют тут, понимаешь, городские…

Маркиз совершенно не опасался этой пьяной злобы и не хотел приближаться к аборигену только из чисто гигиенических соображений. Зная, как легко сознание у таких людей переключается на любой новый объект, он вытащил из кармана синюю пятидесятирублевую бумажку и, помахав ею перед носом своего оппонента, проговорил гнусавым голосом эстрадного гипнотизера:

– Пятьдесят рублей!

Абориген немедленно забыл все свои прежние обиды. Он следил печальными выразительными глазами спаниеля за вожделенной бумажкой и тихонько поскуливал, усиливая свое сходство с симпатичной собакой. Наконец, громко сглотнув, он простонал:

– Ребенку на лекарство… Как брата прошу…

Продавщица Зина, негромко обсуждавшая со своим коллегой моральные качества некоей Аньки, оторвалась на мгновение от этого увлекательного разговора и бросила Маркизу:

– Никаких детей у этого тухлого анчоуса нет! Вообще-то, конечно, это ваше дело!

– Не слушай ее! – горячо прошептал абориген. – Она такая грубая! Давай, давай скорее деньги!

– Утром стулья – вечером деньги! – безжалостно заявил Маркиз. – Сначала расскажи, что ты видел!

– Это насчет чего ты интересуешься? – засуетился абориген. – Ты мне только, это, намекни, главное, я тебе живо все, что надо, вспомню. Насчет чего тебе вспомнить надо?

– Аварию видел на шоссе, около самого поворота? Месяц примерно назад? – Задавая свой вопрос, Леня не был уверен, правильно ли он поступает: его собеседник сейчас готов был вспомнить что угодно, но достоверность его воспоминаний близка к нулю.

– А как же, видел, все как есть видел! – заторопился мужичок. – Аккурат возле самого поворота, где шоссейка кругалем загибается, ка-ак сшиблися они – и оба в лепешку!

– Хорошо ты все разглядел? – недоверчиво поинтересовался Маркиз. – Светло было?

– Светло, светло, хорошо было видно! Прямо вот как тебя сейчас вижу, так и тогда!

– Как же светло, когда ночь уже была?

Абориген почувствовал, что ляпнул что-то не то, и сильно засмущался:

– Ну, это, перепутал маленечко… Это, значится, я не про ту аварию вспомянул… Ты мне, это, намекни маленечко, что да как, я тебе живо все расскажу… Главное, пятьдесят рублей, это… мамаше старенькой на лекарство…

Вредная Зинаида снова отвлеклась от разговора и, поджав губы, проинформировала Маркиза:

– Он детдомовский, нету у него, хека консервированного, никакой мамаши в обозримом пространстве! Хотя, конечно, деньги ваши, что хотите, то с ними и делайте.

– Не слушай ты Зинку! – Абориген явно повторялся. – Грубая она!

– А как же ты на ней только что жениться хотел? – ехидно поинтересовался Маркиз. Он с несомненностью понял, что совершенно зря приехал в эту придорожную деревеньку и никакой полезной информацией здесь не разживется.

– Я? На Зинке жениться? – изумленно проговорил абориген. – Да ты что, мужик! С дуба, что ли, рухнул? Я же женатый! Да Зинка, это такая инфузория – кого хошь живьем загрызет! Ну ты, мужик, это, пятьдесят рублей не забудь, как брата прошу! Мне сестренке родной на лекарство надо, младшенькой! Она мне все равно что дочка, я ее на руках вынянчил!

– И грудью выкормил, – вставила реплику грубая Зинаида, обидевшись на «инфузорию».

– Я же тебе сказал, – Маркиз демонстративно сложил купюру и спрятал в нагрудный карман, – утром стулья – вечером деньги. Если вспомнишь про ту аварию, что была здесь на повороте шоссе в начале апреля, – получишь полтинник…

– Ну, эти городские! – проскрипел расстроенный абориген. – Ну, козлы! Сами не знают, чего хотят! Все им не то, все им не это! Рассказал ему про аварию – недоволен, другую ему, видишь ли, подавай! Сам не знает, чего нужно! Как тот мужик, тоже городской, машину ловил – ловил, а как остановится – все ему не то, отпускает, пока тот «жигуленок» не остановил… Доостанавливался! Не вертел бы носом, жив бы остался…

– Постой-постой, это ты про что такое говоришь? – оживился Леня. – Какой мужик машину ловил? Когда это было?

– Какой мужик? Вроде тебя, городской! – ответил недовольный абориген. – Мордатый, в хорошей куртке… А когда было… да аккурат Васька Морозов навоз на третье поле возил…

– Когда в ваших краях происходит это знаменательное событие? – осведомился Маркиз у работников прилавка, по-прежнему увлеченных обсуждением чужих недостатков.

– Чего? – Зинка недовольно поморщилась. – А, когда нынче навоз вывозили… да вроде в самом начале апреля… снег ведь нынче рано сошел… в марте еще, а Васька Морозов, он перед тем в запое был, с самого восьмого марта, так дня на три припозднился…

– В начале апреля, значит… – Маркиз снова повернулся к своему нетрезвому информатору: – И что же с этим твоим разборчивым мужиком случилось?

– С каким мужиком? Чего случилось?

– Ну, с тем городским мужиком, в хорошей куртке, который машину ловил!

– А чего с ним случилось? – В полной прострации абориген уставился на Маркиза.

– Ну ты же сам сказал только что – не вертел бы носом, так жив бы остался! Значит, с ним что-то случилось? – И, чтобы стимулировать слабую память собеседника, Леня снова извлек на свет божий новенькую голубую пятидесятирублевку.