Наталья Александрова - Трамвай в саду

Голос старика затих. Леня стоял в растерянности. Наконец он осмелился задать вопрос:

– И что это такое?

– Стихотворение, – ответил Ким Рихардович, пожав плечами. – Довольно приличное. Я бы сказал, что его написал образованный китаец, близкий ко двору последнего императора…

– Пу И, – машинально проговорил Маркиз.

– Совершенно верно, Пу И Айсин Гиоро, последний император маньчжурской династии. А вы все же что-то знаете… впрочем, ведь это вы нашли этот листок, значит, должны знать о нем куда больше меня!

– Увы, он попал ко мне случайно! – вздохнул Леня. – Я думал, что он содержит что-то более осмысленное…

– Более осмысленное? – Ким Рихардович строго взглянул на Леню. – Извините, молодой человек, но в мире нет ничего более осмысленного, чем поэзия, во всяком случае – китайская поэзия! Поэзия – это вообще язык для самой лаконичной передачи смысла!

– Да, вы, наверное, правы! – согласился Леня. – Только это ничуть не приближает меня к разгадке. Впрочем, повторите, пожалуйста, ваш перевод, я его на всякий случай запишу.

Он достал блокнот и записал китайское стихотворение. Затем передал Киму Рихардовичу гонорар и на всякий случай оставил ему номер телефона для связи.

– Это на тот случай, если вам что-то еще придет в голову!

Лола ждала Маркиза на пороге, рядом с ней сидел Аскольд, обернув лапы хвостом.

– Ну что, Ленечка? – спросила боевая подруга. – Тебе удалось что-нибудь узнать? Тот листочек, который я нашла в ресторане, приведет нас к чему-нибудь интересному?

– Это оказалось обычное стихотворение…

– Стихотворение? – разочарованно протянула Лола. – Почему же он его прятал?

– Вот уж не знаю! – Леня достал из кармана листок с переводом и нараспев продекламировал:

– Давно хотела побывать в Швейцарии… – задумчиво пробормотала Лола.

– Что?! – Маркиз поперхнулся и удивленно уставился на нее. – При чем тут Швейцария? Я тебе читаю китайское стихотворение, а вовсе не швейцарское!

– Ну, ты же сказал – на западе среди гор… вот я почему-то и вспомнила Швейцарию. Кроме того, я только что листала журнал, и там так интересно описывали окрестности Женевского озера…

– Ну ты даешь! – проговорил Маркиз раздраженно. – В огороде бузина, а в Киеве дядька! Настоящий образец женской логики!

– Шовинист! Эксплуататор женского труда! – проворчала Лола и удалилась в комнату.

Аскольд неодобрительно посмотрел на хозяина и распушил усы.

– Ну извини! – крикнул Леня вслед своей подруге. – Я погорячился! Понимаешь, мы опять оказались в тупике…

Ответом ему было выразительное молчание.

И тут зазвонил один из Лениных мобильников.

Мобильников у Маркиза было много. Некоторые из них, зарегистрированные на лиц без определенного места жительства, он использовал для одноразовых целей – например, для связи с потенциально опасными личностями или недостаточно проверенными заказчиками. Некоторые – для более постоянных целей. Сейчас же зазвонил тот телефон, номер которого он дал бывшему разведчику, заслуженному китаисту Киму Рихардовичу Табелю.

– Слушаю вас, – проговорил Леня, найдя нужный мобильник и поднеся его к уху.

– Вы знаете, Леонид, – проговорил старик с некоторым смущением в голосе, – я тут подумал над вашим стихотворением… то есть не совсем вашим, но вы меня понимаете… и пришел к выводу, что это не совсем стихотворение.

– То есть… что значит, не стихотворение?

– Скорее, это какое-то шифрованное послание.

– Вот как? – заинтересовался Леня. – Почему вы так думаете?

– Извините, Леонид, но я, конечно, сразу должен был догадаться… видимо, возраст дает себя знать! Ведь там в самом начале, можно сказать, прямое указание! «На западе среди гор пышно цветут хризантемы. Третья стража настала, четвертый месяц зимы…» Какие хризантемы зимой? И я, старый дурак, не обратил на это внимания!

– Но может быть, это поэтическая вольность?

– Что вы, Леонид! Китайские поэты чрезвычайно точны во всем, что касается природы, смены времен года… они никогда не позволили бы в стихах такого анахронизма! А если позволили – то не случайно…

Китаист немного помолчал и проговорил с непривычной неуверенностью:

– У меня есть кое-какие мысли, но это не телефонный разговор. Может быть, мы с вами еще раз встретимся, и вы расскажете все, что вам известно об этом стихотворении и его авторе?

– Хорошо, – оживился Леня, – я приеду немедленно. Где вы живете?

– Давайте встретимся через сорок минут у входа в ботанический сад.

Леня выключил мобильник и направился к двери, но в это время в коридоре возникла Лола. На лице ее была глубокая обида, в руке – раскрытый глянцевый журнал.

– Значит, женская логика? – проговорила она сквозь зубы. – Значит, я полная дура?

– Лолочка, я ничего подобного не говорил! – залебезил Маркиз. – И вообще, извини, я тороплюсь… этот китаист хочет со мной еще поговорить, у него возникли какие-то идеи…

– Прежде чем уйти, ты должен взглянуть вот на это! – Лола развернула журнал перед Маркизом и ткнула пальцем в статью про Швейцарию. Над заголовком красовался геральдический щит с изображением черного медведя на красно-желтом фоне. Медведь был симпатичный, косолапый, с высунутым языком.

– Ну и что ты этим хочешь сказать? – проговорил Леня с бесконечным, как ему казалось, терпением.

– А что – не ясно? В том китайском стихотворении говорилось про западные горы и медвежьи следы, а медведь, как видишь, есть в гербе Берна… а Берн, Ленечка, это один из главных городов Швейцарии!

– Что такое Берн, я знаю! – отмахнулся Маркиз.

– Ну так что – берешь назад свои слова насчет женской логики?

– Беру, беру! – поспешно согласился Маркиз, чтобы не доводить дело до нового скандала. Он вообще относился к той категории мужчин, которые всегда и со всем соглашаются, чтобы поддерживать мир в семье.

– Беру, – повторил он. – Но сейчас, извини, мне нужно срочно ехать, меня дожидается пожилой человек…

Он выскочил на лестницу и, когда Лола уже не могла его слышать, проворчал:

– Нет, ну это надо выдумать! Где Китай и где Швейцария!

Через сорок минут он подошел к воротам ботанического сада.

Возле ворот никого не было. Леня взглянул на часы… и в ту же секунду рядом с ним возникла поджарая фигура в светлом костюме. Ким Рихардович словно возник из дрожащего воздуха, наполненного ароматами цветов и листьев, ломящимися через кованую решетку сада.